– Добрый вечер.

– Здравствуй, Илья.

Осматриваясь по сторонам, вешаю его на руль и прохожусь пятерней по волосам.

Круто, да. Памятник снобизму и понтам покойного Берга. Барин, бля.

– Зайдешь? – отводит руку в приглашающем жесте. – Галина сладкий пирог испекла.

– А гусь в яблоках будет? – не удерживаюсь от сарказма.

На сморщенном лице бабки мелькает подобие улыбки. Шутка оценена. Я польщен.

Внутри дома все так, как я себе представлял – как в Художественном музее имени Пушкина. Ряд картин на стенах, светильники в виде канделябров и вензеля на перилах лестницы.

– Здравствуй, Илья. – доносится откуда-то сбоку тоненький голос болонки.

Поворачиваю голову и вижу ее стоящей в арочном дверном проеме. Отправляю взгляд прогуляться по ее фигуре и, зависнув на мгновение на округлых коленках, возвращаюсь к порозовевшему лицу.

– Привет.

– Ты голоден? – спрашивает бабка. – Можем поужинать, а потом поговорим.

– Евгения Карловна, я сюда не харчеваться приехал. Давайте сразу к делу.

Милена, переступая с ноги на ногу, заметно нервничает. Кусает нижнюю губу, вызывая во мне глухое раздражение.

– Тогда… – указывает рукой на массивную дверь из темного дерева. – Прошу.

Очевидно, кабинет. В центре тяжелый стол, одну стену занимают шкафы, под завязку забитые книгами, вдоль другой стоит диван и два кресла.

– Присаживайся. Воды? Может, чего-нибудь покрепче?

– Я за рулем. – отбиваю, без стеснения осматриваясь.

Бабуля обходит стол и опускается в кожаное кресло. Я сажусь на диван. Милена остается за дверью.

– Это кабинет твоего покойного отца.

Если она рассчитывает на реакцию с моей стороны, то ее не будет. Уперевшись локтями в широко разведенные колени, я молча смотрю в ее лицо.

Бабка еле заметно улыбается. Я же открыто разглядываю ее, потому что впервые вижу ее так близко. Она невысокая, худощавая, но чувствуется в ней стать и порода. Спину держит подобно английской королеве. Взгляд свысока.

– Я рада, что ты приехал.

Киваю, поощряя ее говорить дальше.

Евгения Карловна усмехается. Выглядит слегка удивленной.

– Ты очень похож на своего отца.

– Мне это не льстит и не вызывает трепета. Давайте, ближе к делу. Что вам нужно от меня?

Отведя взгляд, она приглаживает аккуратно собранные в пучок светлые волосы и касается вдетой в ухо серьги.

– Я хотела поговорить о… тебе… о нас…

– Каких еще нас?

– Согласна, звучит странно, но… ты мой единственный родной внук, Илья…

– И?..

– И я очень хотела бы поддерживать с тобой отношения.

– Правда?.. – из горла рвется смех, но я вовремя сдерживаю себя. – Почему именно сейчас, Евгения Карловна?

Она прочищает горло и, поднявшись с кресла наливает себе воды из графина. Сделав несколько глотков, снова садится.

– Ты знаешь, я была категорически против связи твоей матери и Льва. Она не была его достойна.

Я противоположного мнения, но, несмотря на закипающее внутри бешенство, решаю позволить ей выговориться.

– Более того, она не любила его и изменяла.

– Зачем мне эти подробности?

– Я хочу, чтобы ты знал предысторию.

– Вы позвали меня, чтобы очернить мою мать?.. – уточняю негромко.

– Нет. В том, что ты рос без отца твоя мать виновата меньше всего. – заявляет она. – Ты тем более.

– Евгения Карловна, если вы думаете, что я обижен на вас и, не дай Бог, претендую на что-то, но вы сильно заблуждаетесь. Мне от вас ничего не надо. Ни признания, ни денег.

– Я это вижу. И осуждать тебя не могу.

– Зачем тогда все это?

– Я хочу общаться с тобой.

– Зачем?

– Ты мой внук. – говорит она спокойно. – Называй это как хочешь. Инстинктами, чувством вины, которое страшно нести на тот свет, эгоизмом…

– Вот именно. Вы решили очистить совесть перед смертью?..

– Возможно. Внезапная кончина сына доказала, что нельзя быть уверенным, что сегодня ты не проживаешь свой последний день.

– Очень цинично.

– И тут тоже ты прав. – соглашается, немного подумав. – Последнее время это единственное, о чем я думаю. Почему я так и не решилась открыто противостоять Льву, прийти на поклон к твоей матери и официально признать тебя своим внуком…

– И почему же?

– Мне казалось, время еще есть. Я ждала, когда сын сам придет к этому решению и, поверь мне, он был близок к нему.

– Да ладно. – смеюсь, не удержавшись.

– Последний год не было дня, чтобы он не говорил о тебе…

– Хорош… не смешно…

– Можешь спросить у Милены.

– Да мне срать!.. Даже если и так… Мне абсолютно похер.

– Ты имеешь полное право обижаться на нас…

– Вы меня слышите, нет? Мне не обидно. Мне похер! – повторяю с усмешкой. – Ваша фамилия ничего не стоит!.. Ничего! Ваши бабки не сделают меня счастливее!..

– Я это знаю и испытываю гордость за тебя.

– И вашей гордости за меня мне тоже не надо!

– Но что-то же тебе надо, раз ты приехал?

Я поднимаюсь на ноги и разворачиваюсь к выходу. Слышу, как Евгения Карловна тоже встает и идет за мной.

– Илья!..

Открываю дверь, выхожу из кабинета.

– Илья, я понимаю, что ты чувствуешь…

– Ничего я не чувствую.

– Но, пожалуйста, позволь мне хотя бы звонить тебе.

– Зачем?..

– Иногда. – добавляет она, глядя на меня снизу вверх. – Пожалуйста.

– Звоните… – пожимаю плечами, надевая ботинки.

В этот момент в поле моего зрения попадает белое пятно. Машинально повернувшись, вижу, как к нам приближается Милена. Заламывая руки, мечется взглядом от меня к бабке и обратно.

В груди вдоль ребер тугие струны натягиваются. Свербит, царапает, раздражает.

Красивая девчонка. Пиздец, какая красивая. Если бы не была Берг, давно бы на своем жеребце прокатил.

– Уже уходишь, Илья? – спрашивает, не скрывая разочарования.

– Да.

– Можно, я провожу?

– Можно. – отвечаю, игнорируя мнение бабки на этот счет.

Глава 13

Милена

Вечернее солнце ласкает кожу приятным теплом. Ветра нет, и влага после ночного дождя за день испарилась.

Причин мерзнуть и трястись нет, но меня все равно колотит, словно я голая на ветру.

– Как прошел разговор? – спрашиваю, боясь, что Илья уедет прямо сейчас.

Судя по всему, не так, как хотелось бы бабушке, раз он не остался на ужин.

– Нормально.

Перекинув ногу, Илья седлает байк и открыто рассматривает меня. Если пытается смутить, то у него получается. Воспоминания о том, что было в его машине вспыхивают в памяти объемными картинками.

Я неумолимо заливаюсь краской. Но… но все равно шагаю ближе и, остановившись всего в полуметре, касаюсь пальцем зеркала заднего вида.

– Илья… бабушка не простой человек. – говорю, глядя на приборную панель мотоцикла. – Она всегда говорит то, что думает и иногда кажется черствой…

– Зачем мне эта информация?

– Я к тому, что она чувствует гораздо больше, чем показывает это.