с пути Иллира, тогда все будет, как мы мечтали с тобой: наша Родина будет в полной безопасности». Он внимательно посмотрел на статуэтку, будто мысленно направлял свои слова к небесам. Через нее он мысленно обращался к матери, которую потерял в раннем детстве. Для Тита это был единственный способ поделиться с ней своими сокровенными мыслями. В такие моменты он будто бы получал советы, во всяком случае, он надеялся на это. Вера в это стала для Тита своей особой религией. Других богов для него не существовало. Единственным, кто мог претендовать на подобное почитание, был Иллир.

Тит был ярым его сторонником. Новый правитель дал ему надежду, просвет в туманном будущем. Ему казалось, что в том мире, где правил Энрике Примота, не было места для чести, честности и справедливости. Он много раз видел проявления всех самых гнилых качеств в людях Эзилата, даже в своем собственном отце, поэтому, когда появился Иллир, он вдруг увидел, что только этот новый для Эзилата человек может все поменять.

За время восстания и гражданской войны Иллира, Тит еще сильнее проникся его идеями и теперь он никогда не сомневался, когда отдавал приказы. Да, Иллира он считал, если не богом, то полубогом. Поэтому Тит никогда не упоминал, что Иллир по сути своего появления никогда не имел прав становиться правителем Эзилата и тоже был алином. Единственное, что отличало Иллира от остальных — он появился из моря.

* * *

Внезапный громкий стук в дверь пробудил от работы Натана. Неприятное чувство в животе усилило испуг, дыхание и стук сердца поймали ритм ударов в дверь и стали отчаянно быстрыми. Натан сразу все понял: предостережения Онестуса сбылись. Всю последнюю неделю Натан отгонял мысли, что это может произойти, но в глубине души он знал, что когда-нибудь вспомнят и про него. Нельзя было быть приближенным Энрике Примота и не получить воздаяние от новой власти. Всех, носивших красные тоги[8], облачили в кандалы. И теперь они пришли за ним… Вновь раздались удары в дверь!

— Натан Алфаят! Живо открывай дверь! Именем Иллира! — грозно провозгласил человек за дверью.

Дверь была заперта на деревянный засов — ненадежная защита. Что делать: бежать или послушно открыть дверь? Но чего бояться Натану — он ведь портной и, хоть служил прошлому правителю, не сделал ничего плохого в своей жизни. Но что-то заставляло его дрожать, пугало до самой глубины души. Натан встал из-за стола и маленькими осторожными шажками двинулся в сторону двери. Он просил всех богов, которых знал, чтобы пол под ступнями не скрипел, но нет, они безжалостно и предательски выдавали его присутствие в помещение. Стражник еще сильнее забарабанил в дверь. Натан прощальным взором осмотрел всю мастерскую и сделал шаг к двери. Мастерская провожала его гробовым молчанием и полумраком.

Засов неторопливо заскрипел, стукнул рукояткой по упорам, будто молотком по наковальне, и освободил дверь от заточения. Она, завизжав, отворилась. В помещение ворвался сквозняк и задул несколько свечей. Осталась лишь одна. Перед Натаном предстали три воина, обвешанные кольчугами, в пластинчатых панцирях и красных плащах. На головах у них были шлемы, в руках у двоих были копьях, у третьего — свиток. Его меч висел на поясе в ножнах. Это были декурион Тит. Натан узнал его. Они сурово оглядели Натана с ног до головы, а после один из них отпихнул старика, и все трое вошли в мастерскую. Все тот же воин, которые толкнул Натана, взял его за шиворот и резко швырнул к столу: «Сядь!» Старик сел. Сердце должно было вот-вот выпрыгнуть из груди портного. «Что происходит? Почему такая жестокость?!» — спрашивал он себя, но не решался произнести эти слова в слух. Сил превозмочь немой страх не было. Губы не шевелилось, язык, как улитка, приклеился к небу и, не слушаясь хозяина, проталкивал пустоту в глотку.

Тит со свитком чинно и многозначительно оглядел мастерскую, а после опустил свой взгляд на хозяина лавки. Другие два воина бесцеремонно прогуливались по помещению, осматривали вещи Натана. Тит положил одну руку на гарду своего меча и сказал:

— Здравствуй, Натан. Давно не виделись, — голос Тита был пугающе спокойным, леденил душу. Натан нервно сглотнул слюну и вместо приветствия только кивнул. — Я прибыл сюда сообщить, что взор Иллира наконец пал на таких как ты — ничтожных плутов, воров и взяточников. Это значит, что тебе впредь запрещено работать в этой мастерской, по крайней мере до тех пор, пока суд тебя не оправдает, — Натан, замерев, слушал, — но это вряд ли случится.

— Но почему? Что я сделал? — спросил Натан. Страх сковал его, и он крепко вцепился пальцами в табуретку. Голос был спокойным и ровным, но нервозные колебания его тона выдавали эмоции. Натан не знал, чего ждать от прибывшей стражи: он слыхал, что были случаи, когда с преступниками кончали прямо на месте. Про Тита Натан тоже много чего знал: жестокий, кровожадный легионер, побивший немало людей Энрика Примота. Он никого не щадил, и всегда был крайне суров в своих наказаниях. Только благодаря этим качествам ему и удавалось выйти из тени своего отца Максиана, легендарного полководца Эзилата. Тит лично посадил своего отца в самую глубокую темницу в замке, за поддержку Энрика.

Один из воинов, услышав вопрос Натана, громко ухмыльнулся. Он был в паре шагов от него, но его голос был отчетливо слышен: «Как они все уверены, что ничего не сделали».

— Что ты сделал? Скажи мне, Натан, кто платил тебе больше всех за эти тряпки? — Тит поднес к лицу Натана небрежно взятую недавно изготовленную тогу. Старик посмотрел на нее безмолвно: она была сделана из очень дорогой ткани, такую тунику не носили простые люди и даже не каждый аристократ позволял себе такую роскошь. — Ну же, скажи.

— Энрике… Энрике Примот… — обреченно произнес Натан.

Воины кружили акулами вокруг, а Тит навис над Натаном грозной тенью. На вид он был доброжелателен и даже чуть заметно улыбался, но от него веяло беспощадной жестокостью к врагам. Натану казалось, что, если он скажет что-то не так, Тит тут же прикажет убить его, поэтому с таким трудом назвал имя прошлого правителя. Но Тит лишь улыбнулся и отбросил тунику в сторону.

— Видишь. Ты получал грязные деньги.

— Грязные? — тревожно спросил Натан. — Я просто делал свою работу…

— Убийцы, служившие Примоту, тоже просто делали свою работу. Его солдаты тоже просто делали свою работу. Его жрецы тоже просто делали свою работу. Но все вы знали, как он получал власть и деньги,