— Ищут вора, а вор тут, — задорно и насмешливо сказал батрак Мусы, виновник нежданного обличения. — И не один здесь вор, — дерзко продолжал он, — все жадные, все ненасытные люди — воры. Вот как думаю я. А среди вас, Жираслан, среди князей и уорков, ненасытных обжор немало, и они как раз такие, каким хотят ославить тебя… А настоящей славы джигита никак не добудут.

По толпе прошел ропот, раздались возгласы:

— Пусть отсохнут у меня уши, бойко сказано… А что же это за страна, где все воры? Где же это так?

— У таких князей, как Шарданов, и таких хозяев, как наш Муса! — повторил Эльдар.

До того неожиданно было все это, что старики растерялись. К Аральпову не сразу вернулся дар речи. Ярость душила его, и нелегко было понять, что он говорит.

— Вот оно как… Далеко зашли… Нет, тут… тут… — а что именно «тут», так и не удалось ему выговорить.

На помощь пришел Гумар:

— Видно, у парня живот разболелся, и его понесло.

Но Карающий Меч держался другого мнения и не считал, что дело только в том, что у парня разболелся живот. Чувствуя, должно быть, потребность как-то разрядиться, Аральпов вдруг выхватил маузер. Видел он или не видел, что в тот же миг многие в толпе взялись за кинжалы, трудно сказать. Но, как и все другие, он услышал, что в ответ на его выстрел в воздух в руке Жираслана с силой выстрела хлопнула нагайка.

Бунтовщик и вольнодумец Астемир, который вовремя всей этой сцены невозмутимо стоял перед столом, обратился к Аральпову:

— Ваше благородие! Я и сам приду к тебе в участок, если будет нужно, а сейчас тебе, Залим-Джери, лучше уйти отсюда.

Пристав круто повернулся:

— Да-с, мы еще поговорим.

Щелкнул каблуками и скрылся в дверях. Через минуту по ту сторону дома застучали копыта коня, уносящего пристава со двора.

— Закроете ли вы свои рты-сундуки? Ваши матери еще вздохнут о вас, — пробасил Гумар. — А я уж подумаю и об объездчике и о его племяннике, сыне табунщика, отправленного в Сибирь… Я-то уж подумаю!

— Ты подумай лучше о самом себе, — спокойно сказал ему Жираслан. — Лихое время наступает, если батрак говорит такие речи.

Жираслан ускакал. Но люди еще долго не расходились и шумели до самого вечернего намаза.

Глава третья

КОЙПЛИЖ — КРАСНЫЙ СЫР

Впечатление от не совсем обычного схода, на котором общая ненависть к Аральпову на время объединила простых людей с конокрадом из княжеской фамилии, еще было свежо, как подоспело новое событие: красавица Мариат, жена Мусы, родила ему сына.

Радость родителей была велика. Муса решил щедро и шумно отметить славное событие. Традиционный праздник в честь новорожденного — койплиж чариша — был обставлен со всей пышностью.

Посредине просторного хозяйского двора, окруженного добротными постройками с чисто выбеленными конусообразными трубами очагов, на расстоянии четырех шагов один от другого стояли два столба высотою сажени в три с лишком; с поперечного бруса свисали большой каравай хлеба и круг красного копченого сыра.

К хлебу и сыру были привязаны на суровой нитке куски туалетного мыла, шелковые платки, ленты, редкостный в этих местах флакон (знатоки утверждали, что в нем «красивая пахучая вода, обжигающая, как водка»); далее фигурные пряники, конфеты в обертках поразительной красоты, некоторые даже с бахромой, бублики с маком, крендели, наконец, шкалики русской водки… К брусу со всеми этими волшебными приманками был прикреплен ремень, смазанный маслом и мылом. Любой ловкач имел право, взобравшись по ремню, взять приз, какой пожелает.

Этим и начала развлекаться молодежь, покуда заканчивались приготовления к пиру у длинных столов, а музыканты в ожидании танцев пробовали свои инструменты.

Парни наперебой хватались за скользкий ремень, но никому не удалось подняться к заманчивой цели. То и дело слышался смех: это новый смельчак соскользнул, едва подтянувшись, и смущенно уступает место другому… И опять к ремню тянутся чьи-то руки…

Детишки мал мала меньше — иные еще без штанов — норовили протиснуться к самым столбам.

Маленький Лю впервые видел такой большой, шумный праздник. Холодело от восторга сердечко. Лю не сводил глаз с пестрых конфет, пряников и кренделей, привязанных к хлебному караваю и красному круглому сыру. А лента или бутылка с душистой водой — разве это хуже? О, если бы можно было сразу сорвать все сокровища!.. Как бы доказать, что хотя он и маленький, а заберется туда скорее взрослого, только бы заполучить конец ремня!

Тем временем ремень, должно быть, уже несколько пообтерся, и теперь находились ловкачи, которые вот-вот ухватят добычу. Девушки с замиранием сердца следили за парнями, а парням так хотелось блеснуть своей доблестью… И наконец — ура! — первый из героев достиг цели. Но почему он такой малыш?..

— Глядите! Глядите! Добрался.

И кого, вы думаете, Лю увидел там, под перекладиной? Да это был Тембот, старший брат его, с которым вместе они составляли два лезвия одного кинжала. Девятилетний Тембот доказал, что он достоин быть гранью кинжала. Ну, а Лю?..

Под рукой удальца раскачивается каравай, и выбрать что-нибудь одно из ослепительных богатств, мелькающих перед глазами, еще труднее, чем добраться до них.

— Хватай, — кричат снизу, — забирай водку!

— Нет, конфеты в бумажках!

— Ай да Тембот!

Только один Лю знал, по чьему наущению и для кого Тембот старается отличиться. Его ушко уловило, как Эльдар негромко спрашивал Тембота:

— А ты, Тембот, мог бы забраться туда?

— Мог бы, — не колеблясь, отвечал Тембот.

— Валлаги! Если влезешь и достанешь то, что называется духами, так и знай: в первый базарный день пойдешь со мной в Нальчик.

— Хочешь, достану даже ленту или платок, — с готовностью отвечал Тембот, — или даже конфеты.

— Нет, — возразил Эльдар, — обязательно достань то, что называется духами.

И Лю догадывался, для кого Эльдар хочет получить духи. Его не проведешь, маленького Лю!

Конечно, сам Эльдар непременно влез бы по ремню — что за трудность для такого силача? Но ему не позволяет сделать это достоинство парня, которому уже пора джигитовать на коне, а не карабкаться по скользкому ремню на глазах у девушек.

Вам не узнать бы теперь девочку, что четыре года назад испуганными глазами следила, как из бешено несущейся реки вылавливали кровать. Не один Эльдар был готов для нее лезть под небеса, а в случае надобности броситься в горный поток. Сейчас это была стройная и гибкая, как ветвь, чуткая, живая, как листок на ветке, застенчивая, тонколицая девушка с веселой улыбкой.

Все свободное время Сарыма проводила в доме у соседей Баташевых, а нередко брала