Фрау Шмук посмотрела на детей, улыбнулась и сказала:

– Оттилия, я отлучусь на пять минут. Побудь с покупателями.

Она удалилась. Отто минуту стоял молча, хотя понимал, что такой возможности поговорить с Оттилией наедине может скоро и не представиться. Наконец, решился, откашлялся.

– Меня зовут Отто Шульц.

– Я знаю, – улыбнулась Оттилия, продолжая раскладывать пирожные.

– Да… Я уже говорил, видимо, – Отто опять на минуту замолчал.

– Вы всегда в этой форме? – спросила вдруг Оттилия.

Отто не ожидал вопроса, растерялся.

Оттилия заметила это и, улыбнувшись, добавила:

– Вы всегда такой официальный? Хотя форма вам идет…

Отто пришел в себя, расправил плечи и отчеканил:

– Фроляйн, мы в «Гитлерюгенде» всегда готовы вас защитить. А потому всегда в форме и всегда на страже.

– От кого защитить? И кого это – нас? – спросила Оттилия, продолжая улыбаться и раскладывать пирожные.

– Нас, то есть вас – гражданских. Мирное население. От врагов! – убежденно ответил Отто.

– А враги – кто? – добродушно спросила Оттилия.

Отто почувствовал, что начинает злиться. Что за вопрос? Оттилия не знает, кто враги немецкого народа? Как такое может быть?

– Наши враги – евреи. И коммунисты!

– Ну и как вы будете нас защищать? – Оттилия посмотрела ему в глаза очень серьезно.

– Вот я, например, тут… У нас задание. Мы сейчас должны помочь вам… Чтобы евреи и коммунисты не спровоцировали. Они хотят сорвать Олимпиаду! – Отто тщательно подбирал слова из утренней речи штаммфюрера.

– И как вы собираетесь помочь? – спросила Оттилия, продолжая смотреть прямо в глаза.

– Мы… Я вот… Тут мой пост. Чтоб не спровоцировали и не сделали фотографию.

– Отто, вы не обидитесь, если я скажу вам честно, я ничего не понимаю, – Оттилия перевела взгляд с его лица на поднос и выложила оставшиеся пирожные на прилавок.

Отто проследил взглядом движения ее рук, несколько раз скользнул по вновь прибывшим эклерам.

– Фроляйн Оттилия! Евреи хотят повесить на вашу кондитерскую вывеску «Долой евреев!» Я должен им помешать!

– Зачем евреям писать «Долой евреев?» – спросила вышедшая из подсобного помещения Барбара. – И почему у нас в витрине?

– Они хотят сорвать Олимпиаду! – повторил Отто теперь уже для матери Оттилии. – Они замыслили такую подлость, хотят показать миру, что у нас не любят евреев. Чтобы на Олимпиаду в Берлин никто не приехал. Мы им должны помешать, потому что Олимпиада должна быть в Берлине и мы должны показать миру, что…

– Что мы любим евреев? – спросила фрау Шмук.

Оттилия едва заметно улыбнулась. Барбара Шмук не улыбалась, а просто с любопытством смотрела на юного оратора.

– Мы? – Отто аж задохнулся. – Мы не можем любить евреев! От них все зло! У них вся собственность, которую они забрали у немцев! Они во всех театрах, они во всех банках, они мечтают о захвате мира!

– Отто, я ничего не поняла. Нет, конечно, если так надо, то обязательно нужно помешать евреям вешать лозунги «Долой евреев». Я просто не понимаю, зачем? Допустим, евреи повесят такие лозунги. И к нам на Олимпиаду кто-то не приедет. Но ведь если на Олимпиаду не приедут те, кого раздражают такие лозунги, значит, они любят евреев? А раз они любят евреев, то они либо сами евреи, либо проплачены евреями. В любом случае, зачем они нам на Олимпиаде?

– Фюрер приказал, чтобы Олимпиаду не сорвали евреи и их прихвостни! – Отто понял, что самое простое для солдата – выполнять приказ, потому и ответил фрау Шмук именно так. – Вся немецкая нация сейчас, как сказал наш штаммфюрер, солдаты фюрера, значит, надо просто выполнять приказ и не рассуждать.

– Тогда конечно! – Фрау Шмук всплеснула руками. – Это бесспорно, молодой человек! Приказ Фюрера – закон! Хотите еще эклер? За счет заведения?

Отто хотел было принять сладкий подарок, который хозяйка кондитерской уже протянула, но одернул руку и только сказал твердо:

– Благодарю! До свидания, фрау Шмук! До свидания, фроляйн Оттилия!

Отто развернулся и вышел на улицу. Выйдя за дверь, повернулся и снова окинул взглядом витрину. Провокационных лозунгов не было. Сквозь стекло ему помахала рукой Оттилия. Она улыбалась.

Отто оседлал велосипед и двинулся в сторону церкви святой Ядвиги. Ветер липовых листочков и ванили дул теперь в спину, так что Отто его не чувствовал.

Глава 8

В пятницу с утра Артем подготовил кучу обещанных Весло ходатайств. Живо расписал необходимость допроса эксперта, которому уже придумал с десяток вопросов. Клинок «Гитлерюгенда» в деле волшебно превратился в кухонный нож? Это ж надо было заменить протокол выемки, осмотра, постановление о назначении экспертизы и само заключение эксперта. Бесследно такие фокусы вряд ли проходят.

Подумав немного, Каховский решил не подавать ходатайств, ибо Весло все равно в них откажет. Написал жалобу. Отправил на печать Тине. Через минуту та не замедлила явиться.

– Артем Валерич! – удивленно смотрела она на адвоката. – Я не поняла? Мне что печатать? Ходатайства или жалобу? Всё напечатала на всякий случай…

– Ну, наверное правильно… – промычал Каховский. – Я еще не решил.

– Не решили, просить следователя или жаловаться на него? – Тина хмыкнула, как умела только она. Этакая смесь удивления и гордости, выраженная одним звучным выдохом легких.

– Ну… – Артему выдох Тины всегда грел самолюбие. – Следователь представил адвокату вместо ранее собранных доказательств какую-то липу! Потому и жалоба… Хотя…

Артем задумался на секунду.

– Хотя эту жалобу начальник все равно распишет для рассмотрения тому же Весло, а сам даже читать не будет, – сказал он с раздражением.

– Почему? – скорее для поддержания разговора с шефом, чем от непонимания, спросила Тина.

– Пикантная особенность выстроенной на сегодня правоохранительной системы заключается в рассмотрении жалоб как раз теми, чьи действия и обжалуются, – Артем с важным видом поднял вверх указательный палец.

– А я читала, Медведев сказал, это «откровенное безобразие»! – Тина сделала серьезное лицо, стараясь изобразить премьера, говорящего с трибуны.

– Если Медведев сказал, значит, безобразие. Хотя это и ежу ясно. Просто так системе удобно, – Артем потянулся в кресле. – Следователь зависим от своего начальника, тот – от своего, а тот в свою очередь от еще большего начальника и так до самого архиважного начальника.

– А архиважный начальник разве не должен проверять безобразия? – Тина театрально нахмурила брови.

– Должен, но не будет. Тем более такого придворного следака, как этот. Отправит жалобу вниз до самого Весло, которому «спустит» жалобу для рассмотрения его непосредственный начальник. А Весло просто напишет проект ответа и начальник подпишет. В лучшем случае скажет следователю что-то типа: «Долго еще они будут жалобы строчить, эти твои адвокаты?», потом оба посмеются и на этом рассмотрение жалобы можно считать законченным.

Артем не в первый