Шрифт:
Закладка:
Как говорится, всё познаётся в сравнении. Если поначалу я думал, что детский дом — весьма убогое место для существования, то за время нашего путешествия понял, как сильно ошибался. Хороший детский дом! Теплый! Чистый! Жрать давали…
Сколько раз я вспоминал его с тоской за время нашего путешествия…
Получить кипяток удавалось только на немногочисленных станциях, где поезд тормозил на несколько часов. Про чай разговора вообще не шло. Я спросил Николая Николаевича один раз, нет ли возможности попить чайку, он посмотрел на меня, как на психа, и все. Больше подобных вопросов с моей стороны не поступало.
С едой — то же самое. Единственное, в некоторых местах, когда делали остановку, Николай Николаевич ухитрялся, как фокусник, который вытаскивает кролика из шляпы, притараканить откуда-то пирожки или бутерброды. Он просто исчезал минут на тридцать, а потом возвращался с едой. Но ее, конечно, было слишком мало. Чекист делил порцию по-братски на двоих, хлебал кипятка из железной кружки, а потом снова заваливался на солому и дрых. Позавидуешь человеку. У меня вот так быстро отрубиться не выходило.
Первый раз, когда мой сопровождающий ушел и его не было почти тридцать минут, я, если честно, немного напрягся. Грешным делом подумал, что он меня попросту бросил. Ну, мало ли. Может, ему реально нужно было что-то узнать, а раз я ни черта не рассказываю, он решил, иди ты на хрен, Алёша.
Вообще, конечно, гадкое ощущение… Как у ребенка, которого мама оставила в очереди возле кассы и побежала за творогом. Касса всё ближе, а мамы всё нет…
Особенно гадко, что я, взрослый человек, хотя таковым сейчас и не выгляжу, испытываю нечто подобное.
Просто…Как бы не был мне неприятен чекист, но сейчас он — моя единственная соломинка. Одному, где-то в глуши, в грязном вагоне, выжить получится вряд ли. Да и без вагона тоже ерунда выйдет. Мало того, время сложное, так еще о Реутове ничего не знаю.
Это, наверное, только в фильмах герои все круто решают. На ходу из поезда выпрыгнул, чекисту средний палец показал и помчался на личную встречу со Сталиным, чтоб предотвратить, к примеру, войну.
А потом стать первым человеком в стране. Вернее, вторым. Первый жив, здоров и нескоро данный факт изменится. В реальности — попробуй я выкинуть что-то подобное, очень быстро окажусь в обществе коллег Николая Николаевича. Только настрой у них будет совсем другой.
Поэтому, когда чекист нарисовался с пирожками, я испытал чувство некоторого облегчения.
— Так… Пожрать раздобыл… — Он положил передо мной мою долю, сам уселся напротив и принялся сосредоточенно жевать, о чем-то размышляя.
Спали мы прямо на деревянных досках, которыми застелен вагон. Было офигеть как холодно, между прочим. Выручала та самая солома и те самые тряпки. Из них удалось соорудить некое подобие лежбища.
Я в этом путешествии до конца понял, что означает выражение «добирались по медвежьему говну». Только мы по нему не просто добирались, мы в нем ехали.
Сам поезд тоже значительно отличался от тех, которые привычны мне. Хотя бы потому, что это был настоящий паровоз. Он пыхтел, гудел, трясся и издавал такое огромное количество посторонних звуков, что я первые сутки вообще испытывал сильное волнение. Казалось, еще немного, и мы просто пойдём на взлет. Или нас от такой тряски скинет к чертям собачьим с рельс.
И бессонница эта проклятая… Реально сложно заснуть, когда под задницей — деревяшки, под головой — скромный узелок с вещами, вместо одеяла — солома и тряпки неизвестного происхождения, а рядом храпит человек из НКВД, имеющий насчёт моей персоны очень туманные цели.
Вещей, кстати, оказалось очень мало. Пара штанов, ботинки печального вида, рубаха. Одна. Одна рубаха. И это при том, что директор, провожая нас из детского дома, утверждал, мол, теперь я их своим видом не опозорю. То есть, по мнению директора, собрали меня на зависть всем. Еще имелась скромная курточка. Ее я нацепил сразу. На улице так-то октябрь месяц. Хотя греть она ни черта не грела, но немного теплее, чем просто в рубашке.
В общем, когда на четвертый день довольный Николай Николаевич объявил — скоро Москва, я реально испытал прилив огромного, просто огромнейшего счастья. Кто бы мог подумать, что столь обычные слова могут принести человеку радость. И кстати, да…Конечной точкой нашего загадочного путешествия оказалась столица. Мне, правда, было уже пофигу, лишь бы, наконец, оказаться в нормальном месте, где тепло, можно искупаться и пожрать.
Я с самого начала, едва только загрузились в вагон, пытался выяснить, куда мы вообще едем. Не в плане места, про Москву Николай Николаевич объявил сразу, а в плане цели. На кой черт мне нужно в столицу? Но мой провожатый с умным видом сказал:
— Всему свое время, Алексей. Вот окажемся там, где должны, тогда и поговорим. Сейчас набирайся сил.
После это фразы он расправил пиджак, который постелил прямо на солому, повернулся ко мне спиной и в одну секунду захрапел. Видимо, это была ответочка за моё нежелание откровенничать.
— Класс…– Я попытался глубже зарыться в тряпки, мысленно проклиная всё и всех.
Особенно Реутова. Вот пацан казался мне особенно виноватым в случившемся. И еще не давала покоя мысль. Если я тут, в нем, то… Он вполне может быть там, во мне…
Сука! То есть пока я тут корячусь в холодном вагоне, опасаясь подставы от чекиста, Алеша может прекрасно спать в моей постели, жить в моей квартире и…
На этом фантазия заканчивалась, ибо двух первых пунктов достаточно. Конечно, если рассудить здраво, такой вариант маловероятен. Я способен в 1938 году закосить под Реутова, а вот он под меня точно не сможет. Я, к счастью, достаточно взрослый, чтоб у малолетки прокатило сыграть мою роль. Но тем не менее, жаба давила сильно. Сто́ило подумать, вдруг мы с ним поменялись местами, аж с души воротило.
Хотя, в большей мере волновало, конечно, другое. Вопросы имелись к Николаю Николаевичу в первую очередь. Даже немало вопросов. Самый главный — на кой черт он меня забрал? Вернее, на кой черт ему понадобился этот долбаный Реутов. Однако, за недолгое время нашего знакомства понял, если чекист, в чьей компании я оказался, не хочет говорить правду, то смысла спрашивать нет. А спектакль, который он передо мной разыгрывает, изображая хорошего дядю, — муде́ по воде.
И кстати, мои догадки насчет Николая Николаевича оказались верны. Это — второй факт, который больше сомнения не