– Я по поручению капитана.

– Как тебя звать?

– Авель Простак.

Кок темнокожий. Говорит он со страшным английским акцентом. Когда он улыбается, щёки вдруг округляются, как у поющих лягушек в брачный сезон.

– Ты, Простак, из сухопутных?

– Из кого?

– Сухопутных.

– Да, это мой первый раз.

– «Красный кот» или «Альбатрос»?

– Что?

– Они тебя в «Красном коте» подобрали или в кабачке «Альбатрос»?

Простак улыбается, решив, что его история так хороша, что её уже пересказывают.

– В «Красном коте». Кто вам рассказал?

– А у меня первый раз был в «The Old Tower» в Ливерпуле, десять лет назад. На узкой улочке, где даже двум крысам не разойтись иначе, как друг по дружке.

Кок громко хохочет.

– Точно как ты: голова пустая, карманы не лучше.

Он откладывает мачете, вытирает мокрые руки и встаёт.

– Ну, Простак, меня зовут Кук.

Он протягивает ему правый локоть, как делают все повара мира, и Авель неловко пожимает его.

– Здравствуй, Кук.

Приветливый голос, английский акцент, открытый взгляд Кука… Из-за всего этого Авель Простак даже не понял, что́ ему только что объяснили: в Ла-Рошели он попался в ловушку и половину экипажа набирали так же, как его, – ловили на удочку лести, долгов и отчаяния. Ведь разве согласится кто по доброй воле на подобное плавание?

Кук разглядывает его.

– Так что тебе нужно?

– Капитан ищет одежду воришки, – объясняет Авель. – Она ему понадобилась.

– Зачем?

Авель пожимает плечами. Он понятия не имеет – просто выполняет приказ.

– Я выиграл её в кости у Роландо, – говорит Кук.

– Знаю. Я был там.

Кук делает вид, что раздумывает, но у него нет ни малейших сомнений в том, как придётся поступить. Он слишком хорошо знает капитана.

– Забирай, – говорит Кук. – Синий свёрток рядом с дровами, сбоку от котла.

Авель берёт ком одежды и суёт себе под мышку. Кук продолжает:

– В любом случае, я попытался в них втиснуться – бесполезно. Куртка если и налезет, то только как носок.

Авель взглядывает на кока и переспрашивает с улыбкой:

– Но…?

– Sock.

Кук улыбается в ответ. Он не толстый, но пухлый, как цыплёнок для воскресного ужина. Чтобы обернуть его фигуру целиком, понадобится три такие куртки.

– Погоди, парень. Ты куда?

– Иду к капитану.

Авель замер на месте. Кук преградил ему путь.

– А рыба?

– Какая рыба?

Тут Авель Простак чувствует, как под мышкой у него что-то ёрзает. Он разворачивает свёрток из одежды и видит двух дорад. Они так тёрлись чешуёй о куртку, что в ней теперь будто серебристое гнездо. Кук забирает рыбу. И рассовывает по карманам фартука.

– Это для хозяйского ужина. Надо пользоваться, пока есть свежее. Во время перехода почти не рыбачат. Через месяц мы все будем молиться, чтобы чайка упала в котёл, – глядишь, хоть мясо в супе появится.

Капитанскую каюту заполнил запах рыбы.

Гардель разложил на койке принесённую матросом одежду. Суконная рубаха, жилет и синяя куртка. Он только что обыскал карманы. Ничего.

Единственное, в жилетном – пробка, обмотанная нитками. В саму пробку воткнута игла. Гардель прохаживается по каюте. Однако он готов поклясться, что где-нибудь зашиты золотые. И этот моток ниток выглядит многообещающе.

Капитан щупает изнанку, подшитые края. Ткань плотная, почти как картон. Ни монет, ни жемчуга, ни драгоценностей в рукавах не зашито. Только всё будто пропахло рыбным базаром. Почему от всей его одежды так несёт свежим уловом?

Он в последний раз берёт куртку, распахивает перед окном двумя руками и вдыхает поглубже. Вот откуда этот запах. Ткань пропиталась морской водой. Даже видно, где белая чешуя налипла.

Гардель зарывается носом в воротник. И тут же округляет глаза. У правого плеча, где ткань намокла сильнее, начинают проступать мелкие чёрные пятна.

Тогда он берёт со стола бритвенное лезвие и принимается распарывать плечевой шов. Портняжная работа. Лазарь Гардель делал первые шаги на флоте ещё ребёнком, под началом матроса-парусника на королевской шхуне. И пока на верхней палубе убивали друг друга, он зашивал на нижней паруса. С тех времён он сохранил умение ловить ветер, чтоб тот надувал парус как надо, и управляться с бритвой.

Несколькими движениями Гардель распорол верх куртки. Вот он убирает подкладку. И глаза его вдруг светятся. Внутри плотной ткани спрятан сложенный пополам лист бумаги в чёрных пятнах.

Капитан берёт его в руки.

В тот миг он должен бы думать, что сейчас раскроет любовное письмо, завещание старика отца, адрес двоюродной сестры, которой нужно выслать вещи в случае смерти мальчика. Обычно в одежде моряков находят что-нибудь в этом духе. Но Лазарь Бартоломей Гардель хорошо себя знает. Если уж чутьё завело его так далеко, то явно не ради благочестивой картинки или портрета какой-нибудь девчушки.

Он раскрывает листок. Чернила немного поплыли. Они пропитали ткань куртки. Рукопись вполне разборчивая, но совершенно загадочная.

Гардель пожёвывает язык и прищуривается, чтобы лучше прочесть.

Примерно посередине белого листа – одинокий рисунок бычьей головы. Концы рогов почти соприкасаются. Четыре стрелки вокруг указывают север, юг, восток и запад. Роза ветров с головой быка. Только части света подписаны наоборот. Север смотрит вниз.

Из образованного рогами полукруга глядит странный череп.

Гардель озадаченно ворчит. Три строки в самом низу пострадали от морской воды.

В первой угадывается длинная череда полустёртых букв, из которых прочесть можно только последние:

…ET-NAV-REX

Прямо под ними – два английских слова: «Help yourself». Что означает: «Угощайтесь».

Третья строка сильно выцвела. Она напоминает подпись. Гардель подходит к окошку, в которое льётся ровный вечерний свет. И видит на бумаге имя, дерзкую подпись, украшенную затейливыми чёрными узорами: Люк де Лерн.

Ноги у Лазаря Бартоломея Гарделя подкашиваются.

Шатаясь, он идёт к нише с койкой. Садится на неё.

Листок в его руках дрожит.

В этой рукописи он разглядел одну из тех загадок, которые оставляют после себя исчезнувшие пираты. Тайный путь, ведущий к их добыче. Но подпись, на которую смотрят глаза Гарделя, принадлежит самому легендарному и самому богатому из них. Ещё много бессонных ночей это имя не даст Гарделю покоя: Люк де Лерн, тысячеглавый пират.

10. Балансируя на проволоке

Середина ночи. Каюту, где заперт Жозеф Март, освещает лампа Жака Пуссена. Входя, он приветствовал Жозефа так, будто не ожидал его здесь увидеть.

Пуссен оставил Авеля Простака караулить у двери и теперь делает замеры длинной линейкой. Снаружи ветер и волны стихли. Корабль скользит в ночной тиши.

– Что вы делаете? – спрашивает после долгого молчания Жозеф.

– Высчитываю, сколько у меня уйдёт древесины, – отвечает Пуссен.

На самом