— Во сколько вы ушли из дома сегодня вечером? — спрашивает Тибодо.

— Это было около шести часов, и тогда здесь определенно не лежало тело.

— Это было три часа назад. Кто-нибудь может подтвердить, где вы были последние три часа?

Меня раздражают эти вопросы, хотя я знаю, что задавать их — ее работа. Я также знаю, что на самом деле она не может считать меня подозреваемым, потому что я не похожа на человека, который стал бы пытать женщину, всадил две пули ей в голову и оставил тело выставленным на всеобщее обозрение на моей собственной подъездной дорожке. Это не только маловероятно, но и нелогично.

— Вы можете поговорить с Ллойдом и Ингрид Слокум, — говорю я ей — они живут на Честнат-стрит, 651. Они были ведущими нашей книжной группы сегодня вечером, и они подтвердят, что я была там.

Тибодо записывает имена в блокнот и кладет его обратно в карман. Ингрид и Ллойд, конечно, подтвердят скучную правду: мы встретились сегодня вечером за вкусным ужином, обильным вином и оживленным обсуждением путешествий Ибн Баттуты. Считается, что именно таким вечерам, мы, пенсионеры, и должны предаваться. Я сомневаюсь, что полиция спросит, от чего мы все ушли на пенсию, потому что, когда вы находитесь за бугром, то, что вы делали в своей прошлой жизни, мало кого интересует.

— Я заметила, что на вашей территории установлены камеры видеонаблюдения. — говорит Тибодо.

Я не удивлена, что она искала их; едва ли в Америке найдется район, за которым не следили бы чьи-нибудь уличные камеры Ring, Wyze или Blink. Тем не менее, я надеялась сама просмотреть записи, прежде чем делиться ими с полицией.

— Да — признаю я.

— Нам нужно будет посмотреть отснятый материал. А также заглянуть в ваш дом.

— Заглянуть в дом? Зачем?

— На вашей подъездной дорожке лежит мертвая женщина, и мы не знаем, кто убийца и где он находится. Я хочу убедиться, что он не прячется в вашем доме, — Она замолкает. — ради вашей же безопасности.

Это разумная просьба, которую любая женщина, живущая одна, обычно приветствовала бы. Я киваю и достаю ключи от дома.

Тибодо и один из ее офицеров-мужчин следуют за мной по ступенькам крыльца ко входной двери. Она по-прежнему надежно заперта, и нет никаких признаков того, что ее взломали. Они прямо за мной, когда я вхожу внутрь и включаю свет. Все так, как я оставила три часа назад. Я не знаю, что они ожидают увидеть, когда я веду их на кухню — возможно, орудие убийства, удобно оставленное на виду, или какие-нибудь компрометирующие брызги крови, отмечающие комнату, где я пытала и застрелила Бьянку. Все, что они видят, — это моя старая фермерская кухня, мои чугунные сковородки, висящие на вешалке, несколько грязных тарелок в раковине.

Я провожу их через гостиную, которую обставила в стиле разумной бережливости янки. Диван, обитый серой шерстью, был приобретен со скидкой в мебельном магазине в Бангоре. Журнальный столик из березы, прикроватные столики из сосны и кресло-качалка с веретенообразной спинкой были приобретены на дворовой распродаже и доставлены домой с помощью Деклана, который всегда готов помочь загрузить мой пикап. Здесь нет ничего броского, ничего такого, что привлекло бы внимание полицейского. Обычный — вот что говорит мой дом любому, кто его посещает. Обычный — это тихий, ненавязчивый и безопасный.

Я веду их вверх по скрипучей лестнице на второй этаж. Это старый дом с допотопной системой отопления, и в спальнях зябко даже в свитере и шерстяных носках. Сегодня вечером мне придется подбросить в дровяную печь еще несколько поленьев, чтобы не было холодно. Хотя я возмущена их вторжением в мою частную жизнь, но если я не буду сотрудничать, это приведет к ордеру на обыск и глубокому погружению в мое прошлое, а этого я не могу себе позволить, поэтому я беру их с собой в большое турне. Спальни, ванные комнаты, гардеробные.

Убийца нигде не прячется.

И наконец мы оказываемся в моей спальне. Через окно я могу смотреть вниз на две патрульные машины, припаркованные на подъездной дорожке. Мой дом теперь превратился в место преступления. Не лучший способ оставаться в тени.

— Хорошо, мэм, похоже, все чисто. С вами все должно быть в порядке, — говорит Тибодо. Она думает, что оказала мне услугу, подтвердив, что старая дева в безопасности. — А теперь, не могли бы вы показать нам записи с камер наблюдения?

Это не просьба, а приказ. Хотя мне не хочется делиться какими-либо кадрами до того, как я просмотрю их сама, у меня нет никакого способа отвертеться. Мы спускаемся вниз к настольному компьютеру на кухне. Это тот же компьютер, который я использую для ведения своего фермерского бизнеса: заказ цыплят, продажа яиц, закупка кормов. На нем нет ничего секретного, ничего, что стоило бы скрывать, и даже мой пароль для входа в систему до смешного прост: BlackberryFarm431#. Я не пытаюсь скрыть от них то, что печатаю.

На главном экране — фотография одного из моих старых призовых петухов, сэра Галахада, который, к сожалению, скончался после стычки с белоголовым орланом. Птичий символ нашей страны также является проклятием для моей стаи. Моя система безопасности обеспечивает мне свободный доступ со всех моих устройств, и здесь может возникнуть проблема, поскольку за моей спиной стоят два копа, когда я набираю другой пароль, на этот раз сложную последовательность цифр и символов, для доступа к системе безопасности. Мои пальцы двигаются так быстро, что я уверена, что их представление о пароле безнадежно размыто.

Появляется домашняя страница "Моя безопасность". На экране отображаются шестнадцать различных видеовходов с камер, установленных в различных точках обзора дома, а также в сарае.

— Святая корова, — бормочет мужчина-полицейский. — Какая у вас замысловатая система наблюдения. — Вероятно, он ожидал трансляции с одной камеры — всего того, что нужно большинству людей и с чем они могут справиться. Вместо этого они смотрят на каналы высокого разрешения в формате 4K с каждой точки входа.

— Я ушла из дома около шести, — говорю я. — давайте оттуда и начнем.

Я отматываю видео назад до 17:50 вечера. К тому времени уже стемнело, и камеры переключились на инфракрасную передачу. В 17:58 я выхожу из своей парадной двери. Запираю её на ключ, спускаюсь по ступенькам крыльца и забираюсь в свой пикап.

— Вот я уезжаю, — говорю я, когда мой грузовик отъезжает. — как я и говорила.

Тибодо просто кивает. По крайней мере, теперь я вычеркнута