Сейчас ты узнаешь, что я имею в виду.

Через неделю Влад перетащил ко мне достаточно вещей, чтобы каждый день не хлопать себя по лбу: „Я забыл запасную пару брюк!“ Мы стали по-настоящему жить вместе, и это были мои самые счастливые годы. Четыре упоительных года. Невероятных. Наполненных головокружительным ощущением полного погружения в любовь. Ты должен понять, Феликс: если мне доведётся завести семью, я никогда не стану сравнивать то, что будет, с тем, что было, но я никогда не забуду те четыре года. Никогда. И всегда буду улыбаться, вспоминая их.

Родители Влада влюбились в меня молниеносно. Мои родители пришли от него в полнейший восторг. Через два с половиной года отношений мы расписались. ЗАГС – в Питере, венчание – в Москве.

А ещё через год Влад разбился. Мы договорились встретиться, он опаздывал, спешил, на мокром асфальте машину занесло, затащило под грузовик и буквально разорвало. И Влада буквально разорвало. Я видела фотографии. Потом. А тогда, в тот проклятый день, когда мне сообщили, что Влада больше нет, у меня случился сильнейший нервный припадок. Затем возникли осложнения и следующую неделю я не помню… я провела её в больнице… и поэтому не была на похоронах, понимаешь? Не была на похоронах мужчины, которого любила.

Я его не хоронила. Пришла на кладбище потом, но не хоронила.

Так получилось.

Не хоронила…

Ты когда-нибудь был мёртвым? Чувствовал себя мёртвым? А я была. В ту минуту. В ту неделю. И пару месяцев потом. А когда поняла, что не умерла, что по квартире и улицам ходит не пустая оболочка, а временно опустевшая, что жизнь продолжается – тогда я стала бояться смерти.

Не знаю почему.

И не хочу анализировать.

В тот год поднялась шумиха вокруг профессора Соколова, убившего и расчленившего свою молоденькую жену, и у меня… У меня появился не просто страх смерти, а страх оказаться в руках убийцы-расчленителя. И не просто страх – меня стали посещать видения, в точности, как несчастную Вику.

В кошмарах я видела себя в небольшом, довольно тёмном помещении, за руки и за ноги прикованной к металлической стене. И видела мужчину в кожаном фартуке, маске и с бензопилой в руках. Знала, что этот мужчина меня не пощадит, но не имела возможности спастись. Не имела возможности сбежать. Не могла кричать – как это бывает во сне. И не могла двинуться с места. Во сне? Или наяву? В те мгновения эта деталь не имела значения, потому что я знала, что это происходит, что я буду зверски убита, и не важно, во сне или наяву. Не важно.

В первых кошмарах мужчина в фартуке ни разу не привёл свои угрозы в исполнение. Он приближался очень близко, так близко, что я видела свежую кровь на цепи и в меня летели её брызги, когда убийца запускал пилу, но то была чужая кровь. После этого я всегда просыпалась. А если бы не проснулась, то, наверное, умерла бы. Я думаю, у меня бы остановилось сердце – в тот миг, когда пила коснулась моего тела.

Проснувшись, я мгновенно осознавала, что видела кошмар, и быстро приходила в себя. Но нескончаемая пытка убивала меня, расшатывала нервы, вгоняла в депрессию.

Я быстро поняла, что мне нужна помощь, но не хотела обращаться к коллегам, потому что боялась огласки, боялась лишиться лицензии. Какое-то время я пыталась помочь себе сама, пыталась анализировать и продумать курс лечения, но вскоре сдалась, поскольку вспомнила о существовании онлайн-психологов. Обратиться к ним показалось мне хорошей идеей: ясохраняла инкогнито, но получала помощь, и я стала целенаправленно искать врача, ориентируясь в первую очередь на отзывы… Теперь я понимаю, что большую их часть писали сами врачи и их сотрудники, но тогда я не видела другого пути, и в конце концов остановила выбор на женщине, в резюме которой было сказано, что она окончила Московский университет… Я выбрала её, она назначила время, мы связались по Сети, и она… Она произвела великолепное впечатление опытного, очень внимательного профессионала. Она сразу спросила, как я хочу работать, я сказала, что инкогнито, она ответила, что в этом случае мы обе будем в полутени – чтобы быть на равных. Это показалось разумным. Я не назвалась, она представилась. Сказала, что её зовут Роза… но это оказалось ложью…

Впрочем, не будем забегать вперёд…

В конце первого сеанса Роза спросила, какой институт я закончила. Я ответила, что профильный, но не назвала его, Роза сказала, что чувствуется. И ещё сказала, что теперь понимает, почему я скрываю имя и лицо, и ей стало легче. В том смысле, что я не преступница, а просто опасаюсь за свою карьеру. Для меня проявленное ею понимание было очень важным. Я стала доверять ей. Она знала, что так будет. Поверь, Феликс, она действительно отличный профессионал, прирождённый, талантливый психолог.

Я решила, что мне повезло…

Мы провели восемь сеансов. Это точно, я запомнила. Роза действовала аккуратно, но очень умело. Раскрыла меня. Добилась доверия. Мы сблизились. Не подружились, конечно, мы ведь продолжали общаться инкогнито: ия, и она, но сблизились. Я не видела её лица, только голос слышала, но теперь я думаю, что голос был подделан. Он был слишком идеален: располагающий, проникающий, профессиональный. Восемь занятий… На которых я раскрылась и рассказала Розе всё: свою жизнь, свою катастрофу… Теперь я понимаю, что по моим рассказам можно было без труда понять, где я живу, но тогда я об этом не задумывалась. Тогда я выговаривалась, выплёскивала из себя смерть, которая успела в меня вцепиться и в меня вселиться. Я рассказывала обо всём, что наболело, изливала душу и очень, очень хотела избавиться от страданий.

Разве я могла подумать, что меня…

В общем, дальше всё получилось очень неожиданно и страшно.

Скажу откровенно – в какой-то момент я почувствовала, что что-то не так. Разумеется, я была далека от мысли подозревать моего врача в том… о чём ты сейчас узнаешь, но стала чувствовать себя некомфортно.

Потом, много позже, я поняла, что в те дни мною овладело предчувствие смерти. Приближающейся смерти. Её опасной близости. Но тогда я не осознавала причину охватившего меня волнения, списывала его на возвращающуюся депрессию, однако держалась настороже. Нет, пожалуй, просто была очень нервной.

И вот наступил тот день… точнее, вечер…

Я возвращалась домой, торопилась на сеанс и даже предупредила Розу, что могу опоздать. Она ответила, что подождёт.

Был зимний вечер. Не очень холодный, но тёмный. Фонари светили, но едва разгоняли тьму. К тому же начался лёгкий снег. Оказавшись во дворе, я увидела подходящую к парадному девушку, жившую двумя этажами выше. Василиса… Вася… Мы не были подругами, но иногда болтали по дороге к автобусной остановке. До неё было довольно далеко, поэтому я не стала окликать или догонять, просто шла следом. А ещё заметила, что около парадного стоит тёмная „Газель“ – цельнометаллический фургон, почти перегородивший проход. Когда Василиса оказалась в паре шагов, из-за фургона появился мужчина и открыл заднюю дверь. Василиса что-то ему сказала, возможно, возмутилась тем, что он окончательно перегородил проход, а мужчина… Он резко обхватил Василису и прижал к её лицу тряпку. Я была далеко, но видела отчётливо – тряпку к лицу. После чего втолкнул обмякшую Василису внутрь фургона, захлопнул дверцу и побежал к водительскому месту. Всё произошло настолько быстро, что я опомнилась, лишь когда „Газель“ выехала из двора.