рискнуть и через полчаса я уже Гусеву «подъем» в ухо орать буду. Или с непредсказуемым результатом попытаться дойти до передка и проскочить через хорошо укрепленную линию фронта. А ведь бок после вчерашней ночевки опять себя как-то нехорошо ведет. Пока соображал, ноги сами понесли в обход открытого места к прогревающему двигатель самолету. Краем глаза увидел, что у меня появились конкуренты. Пока я давал кругаля, к «Шторьху» напрямую подходили две фигуры. Одна худая и длинная, а вторая поменьше и с портфелем. И тут они увидели мою тушку, резво рысящую в их сторону. Длинный очищал палочкой сапоги и не сразу меня разглядел. Зато его напарник уже удивленно пялился в мою сторону. Паники пока не было — форма делала свое дело. Да и что было паниковать? В трехстах метрах целая толпа солдат, или уже сидящая в грузовиках, или готовящаяся сесть. А я пока от всех прикрыт корпусом самолета. Да и туман рассветный сильно помогает. Не дойдя до парочки шагов двадцати, но уже разглядев знаки различия, достаточно громко, чтобы услышали через шум движка, крикнул:

— Господин полковник, помогите!

Вообще-то, это был подполковник, судя по всему с адъютантом. Но думаю, он не обидится, если незнакомый штурмбанфюрер его с переполоху повысит в звании. Мой панический вид, похоже, произвел впечатление. Подпол, расстегнув кобуру, уже смотрит не на меня, а в лес, откуда я выскочил. Пять шагов, три…

— В чем дело? Что случилось?

М-да… Как бы тебе ответить… В общем-то ничего, только я вас сейчас гасить буду. Вымученно улыбнувшись подполковнику, сказал:

— Спасибо, спасибо…

И ударом в висок убил адъютанта. Он еще не упал, когда я двинул в челюсть самого подпола. А следующим движением скользнул в открытую дверь к летчику, который только и успел, что вытаращить глаза. Вот с ним надо понежнее. Поэтому, достав из-за ремня пистолет, который я заранее переложил из кобуры, вмазал ему стволом под нос и рявкнул:

— Взлетай!

Вообще, точка под носом очень болючая, и летчик на какую-то секунду даже отрубился. Но я его сгреб за шиворот и, выдернув у него из кобуры оружие, надавил стволом на один глаз, прорычав прямо в испуганно распахнутый другой:

— Взлетай, а то я тебе глаз высосу!

И оскалив зубы, издал громкий шип. Угроза, которую в шутку применял наш повар Степаныч, произвела на фрица мощное впечатление. Малахольный штурмбанфюрер, грозящийся высосать глаз орлу Геринга, — это нечто!

— Ну!

Я надавил стволом еще сильнее, и летун сломался. Он потянул какой-то рычаг, и двигатель прибавил обороты. Самолет медленно покатился. Полковник, застрявший в проеме дверцы, начал волочиться следом. Вот гад! Перекинув пистолет в другую руку, рывком втянул бесчувственного подпола внутрь и захлопнул дверь.

— Взлетай!

Я рычал так, что сам себя испугался. Причем рык этот был — больше от боли. От рывка рана на боку опять открылась, и китель стал быстро намокать. Пощупав больное место, перемазал руку в крови. Ну что, продолжим запугивания? Продемонстрировав летчику кровавую ладонь, демонстративно облизал пальцы. Он не видел, где я ее вымазал, и, подумав, что это кровь подполковника, которого я в ближайшие минуты начну жрать прямо в самолете, аж взвизгнул.

— На дорогу смотри!

Самолет, набирая скорость, катился как-то косо. А все из-за того, что наш рулевой, как хамелеон, одним глазом смотрел на мою окровавленную руку, а вторым на пистолет, прижатый к его голове. После моей команды наконец начал смотреть, куда едет, и самолет, подпрыгнув еще пару раз, оторвался от земли. Блин! Сидеть друг на друге, было очень неудобно. И пусть третий пассажир большей частью находится на заднем сиденье, но все равно было крайне тесно. Перевалив бесчувственное тело назад, сам перелез туда же. Глянув в наклонное окно со своей стороны, обратил внимание, что на аэродроме похищения своего подполковника не заметили. Самолет и так собирался взлетать, поэтому его отлет и восприняли как должное. Конечно, когда найдут труп адъютанта, кипеж поднимется, но я буду так далеко, что все эти дела меня будут касаться так же, как и бури на Марсе. «Шторьх» продолжал лететь по прямой, набирая высоту. Куда-то не туда летим… Найдя на приборной доске то, что при некотором размышлении решил принять за компас, скомандовал:

— Курс сто.

Самолетик послушно начал разворачиваться. Ага! Действительно — компас! Как я угадал.

Тут не вовремя замычал подпол. Не глядя, добавил ему на орехи, и худой фриц опять впал в нирвану. Летун при этом только голову в плечи втянул. Так. Похоже, надо его слегка воодушевить. А то он сейчас как зомби — ни одного лишнего движения без приказа хозяина не делает. Нам же еще передок перелетать. И фиг его знает, как лучше это сделать, чтобы не сшибли. Поэтому достаточно спокойным голосом спросил:

— У тебя семья есть?

Летчик даже не понял, что это я с ним разговариваю, поэтому, повысив голос, повторил вопрос. Ага, дошло… Воздушный извозчик закивал головой.

— Жена, дети?

— Нет, только мама.

— А невеста есть?

Летчик, опасливо покосившись на меня, опять кивнул.

— Красивая?

— Да, очень!

Хм… похоже начинает приходить в себя. Ну, теперь надо обговорить условия совместного существования, а то вдруг, от общего отчаяния, он свою стрекозу в землю направит. Хотя на камикадзе и не похож, но мало ли….

— Хочешь ее еще увидеть?

— Да.

— Ну в таком случае слушайся приказов, и я тебе гарантирую жизнь. Тебя как зовут?

— Пауль Бергман.

— Ну вот видишь, как хорошо. Пауль, а у тебя есть карта?

Бергман опять закивал и протянул планшетку. Посмотрев на лист под целлулоидом, я вытащил карту и разложил ее. Надо же как! Маршрут, отмеченный на карте, уводил на север. Туда же, куда и танки уходили… То есть, выходит, на центральном направлении что-то серьезное готовится. Но это — после разберемся. Хорошо, что на ней, правда, на самом краешке, отмечена железка, что проходит