Шрифт:
Закладка:
Звонок телефона прервал их спор. Поднявтрубку, Панченко коротко ответил:
— Да, хорошо.
Через пять минут они сидели в номере Сибилева и слушали своего начальника:
— Ума не приложу, что делать дальше. Вы вели себя как идиоты, совершенно не умеющие вести наблюдение. Соловьев со своими хитростями тоже дошел до ручки. Гнать надо всех отсюда к чертовой матери. Меня, старого дурака, в первую очередь, зато что не смог всего предусмотреть.
Отдохнув от этой тирады, Сибилев поднял глаза на своих подчиненных. Воропаев, машинально кивавший на слова шефа, последний раз особенно энергично качнул головой при упоминании о ста ром дураке, и, спохватившись, замер. Панченко отсутствующе смотрел в сторону. Не дождавшись реакции паевой слова, Сибилев поинтересовался:
— Что молчите? Вы же меня критиковали. Видимо, лучше знали, что делать. Вот и предлагайте, как быть дальше.
Раздражаясь молчанием, Сибилев собрался сказать что-то еще, когда его перебил Панченко:
— Мне интересно, кто формировал нашу группу?
Сибилев от неожиданности не сразу ответил вопросом на вопрос:
— Чего вдруг тебя это заинтересовало? Не о том говоришь.
Панченко упрямо наклонил голову:
— Я как раз о том говорю. Во-первых, в группе три человека, у которых друг с другом нет никакого контакта. Как нарочно — разные привычки, происхождение, образование, возраст. Во-вторых, ни у одного из нас нет и контакта с Соловьевым. Меня он просто плохо знает. Олега знает едва-едва. С вами знаком хорошо, но зато с трудом переносит. О чем они думали?
Хмыкнув, Сибилев поинтересовался:
— Не хочешь об этом Москву запросить? По-моему, сейчас не время все это обсуждать.
— Я не предлагаю ничего обсуждать. Речь не о том. У нас нет единой группы как таковой. Если Соловьев захочет, он может в два счета вообще взорвать нас изнутри. Подставит одного из нас, и — привет. Мы займемся не им, а друг другом.
Застыв, Сибилев перевел отсутствующий взгляд на скверную литографию на стене за головой Панченко. Тот продолжал:
— Соловьев ведет свою игру и только изредка информирует нас. Он знает о нашей задаче. Поэтому…
Воропаев нетерпеливо взмахнул рукой:
— Слушай, излагай короче. Тебя все давно уже поняли.
Панченко недовольно нахмурился:
— Поэтому только им одним заниматься не имеет смысла. Нам надо заходить со стороны тех, на кого он работает. Предположительно работает. Надо их искать. У меня есть на этот счет кое-какие соображения.
* * *
Уверяя Билла, что не представляю своих дальнейших шагов, я говорил неправду. Я уже решил, что именно делать дальше. Но Билл мне здесь не помощник, так что пусть мирно пьет свое пиво и ходит на скучные семинары.
Мне же пора от пассивного ожидания ударов по голове переходить к наступлению. Ясно одно: надежда вычислить чужого в группе Сибилева весьма призрачна, поэтому надо заходить с другого конца, искать главного противника. Для этого у меня есть только одна зацепка, совсем пустяковая, о которой при других обстоятельствах и думать-то не стоило бы. В разговоре Контрерас подтвердила, что Эрнесто представлялся своим настоящим именем. Полиция непременно станет отрабатывать этот след, и, скорее всего, ничего не найдет. Но это потому, что они не беседовали с Эрнесто. А я беседовал, и меня он обещал пристроить в любую программу в любой, как он сказал, части света.
Он произнес это легко и привычно, как человек, хорошо знакомый с функционированием международных фондов и других организаций, реализующих различные экономические, социальные и исследовательские программы в разных странах. Более того, он говорил как человек, вхожий в такую организацию. И это выглядит очень логично. Независимо от того, чем конкретно заняты люди, ведущие против нас игру и стоящие за Эрнесто, международный институт или фонд для них идеальное прикрытие. И выходить на них надо именно с этой стороны.
Отличная идея. Только надеяться обнаружить подобное учреждение в Голландии — этой столице международных организаций — чистейшее безумие. Но есть одна оговорка. Как только я набреду на это заведение, пусть и случайно, реакция последует незамедлительно. Это все равно что искать ежика, мотаясь босиком по густой траве.
Но и при таком кустарном методе возможно использование передовых технических средств и информационных технологий.
На следующий день, отговорившись необходимостью зайти в полицию, еду в Амстердам и в первом попавшемся магазине электроники подбираю необходимое оборудование. В принципе, мне нужно немного. Портативный компьютер «ноутбук», модем, то есть устройство для связи компьютеров через телефонную сеть, а также телефонный аппарат и несколько соединительных шнуров.
Все необходимое я подбираю лучшего, из того что есть в магазине, качества. Это вызывает уважение продавщицы, и она начинает строить мне глазки.
Девушка толи ждет приглашения в кафе, толи рассчитывает на новые покупки. Я уже совершил один промах, купив и компьютер, и остальные принадлежности в одном магазине. Сейчас сделаю второй.
— К-к-к-компьютерных игр поинтересней, вроде диггеров, м-м-м-мотогонок или з-з-звездных войн нет?
Восторженное выражение глаз, слегка трясущаяся голова и пузырьки слюны на губах помогают продавщице избавиться от моих чар. Коротко промычав что-то, она пятится. Ее поведение, видимо, означает, что нужных мне игр в наличии нет. Вежливый и полный достоинства кивок, и я покидаю магазин.
Боге ними, с голландками, у нас есть дела посерьезней. Пока я могу посидеть в кафе недалеко от вокзала и выпить бокал красного вина. Сегодня-завтра надо снять квартиру в Гааге, по возможности недалеко от гостиницы. Основные требования: старая и нелюбопытная хозяйка, свободная комната для одинокого постояльца на втором этаже с окном, в которое трудно заглянуть, и отсутствие соседей.
Из этой квартиры по электронным сетям я смогу спокойно собирать информацию об организациях, которые могут представлять для меня интерес. Кроме того, компьютер еще и надежное средство связи с Москвой. Наконец, мне остро необходимо место, где можно уединиться от вредных и назойливых противников и чуть менее вредных, но таких же назойливых коллег.
Мимо кафе течет нескончаемый и шумный поток прохожих. Я уже привык к Гааге — провинциальной и немного сонной. В Амстердаме, этом торговом и деловом центре Европы, жизнь бьет ключом. После Гааги чувствуешь себя немного провинциалом.
Против меня останавливаются молодой паренье гитарой в футляре и пожилой мужчина, может быть, его отец, с флейтой. Они садятся на ограждение тротуара и начинают наигрывать латиноамериканские мелодии. Столики стоят на улице. Посетители кафе греются на солнце и снисходительно слушают музыкантов. Монеты в раскрытый футляр бросают немногие. Туристы не особенно склонны разбрасываться деньгами, а уж от голландцев этого и подавно не дождешься. Время от времени проезжающие машины и трамваи заглушают звуки гитары