— Договорились, — заверил Антон.

— И последнее условие. Ни при каких обстоятельствах Ростислав не должен прознать про нашу сделку.

— Я понимаю. Я ему никогда не скажу.

— Теперь можешь обрадовать свое руководство, — сказал Каманин.

Антон кивнул головой.

— Я пойду?

— Иди.

Антон буквально выскочил из номера.

115

Оставшись одни Варшевицкий и Мазуревичуте некоторое время молчали.

— Что с ним случилось? Почему он так поспешно убежал? — спросил Варшевицкий. — Тебе не кажется, что он какой-то странный?

Мазуревичуте кивнула головой.

— Я тоже заметила, что он вдруг переменился. Как будто что-то случилось?

— Но что могло случиться за такой короткий промежуток времени? Когда я приехал сюда, он был другим.

— Случиться может что угодно, — задумчиво произнесла Мазуревичуте.

— Ты не думаешь, что это как-то связано со мной?

Мазуревичуте пожала плечами.

— Этого нельзя исключить. Ваши отношения всегда были напряженными. Зачем ты все же приехал?

— Я понимаю, что приезжать незваным — это не правильно. Но я не мог упустить такой момент. Он в Польше, совсем недалеко от меня. Я должен был его увидеть.

— А если он не приехал бы в Польшу?

— Возможно, я бы отправился к нему в Москву. Позже, но я мы все равно с ним бы встретились.

— Не понимаю, зачем? Разве в свое время вы не все сказали друг другу?

— Тогда мне казалось, что все. Но потом я понял, что мы не сказали друг другу и десятой части того, что надо было сказать. По крайней мере, мне ему.

Мазуревичуте взяла лежащую на скамейке книгу в руки и посмотрела на нее.

— Я так понимаю, эта книга — продолжение ваших бесед?

— Ты всегда все правильно понимаешь, Рута. Меня всегда восхищало это в тебе.

— Сейчас мы говорим на другую тему, Кшиштоф. Расскажи про книгу.

— Ну что ты хочешь услышать. Да, в этой книге больше его, чем меня. Многое из того, что он говорил, вызывало во мне резкое несогласие, протест. Но я не мог выбросить эти мысли из сознания, они жили во мне и разрушали привычные конструкции. Это продолжалось долго, пока однажды я не решил написать книгу. — Варшевицкий задумался. — Вернее, это не совсем так. Удивительное дело, я это книгу не писал, она сама писалась. Я лишь фиксировал на компьютере это обстоятельство. Так сказать, выполнял техническую функцию. На обложке стоит моя фамилия, но только я знаю, а теперь еще и ты, что я к роману имею весьма косвенное отношение. Все, что там есть, когда-то было посеяно в меня Феликсом. И теперь взошло. Я отказался от гонорара, чем привел в изумлении издательство. Пришлось сочинить какую-то чушь, чтобы они не подумали, что я сошел с ума. Но я не мог взять эти деньги, они бы жги мои пальцы. И знаешь, чего я теперь боюсь?

— Чего, Кшиштоф?

— Что критики станут хвалить роман, превозносить меня, как большого писателя. А это не я. Как я должен, по-твоему, воспринимать их похвалу?

— Может, попробовать объяснить все как есть?

Варшевицкий энергично замотал головой.

— Во-первых, не поймут, во-вторых, у меня не хватит мужества. И что я скажу? Что я писал роман, но это не мой роман. Все решат, что я брежу. Так не бывает.

— Тогда оставь все как есть. Просто ни на что не обращай внимания. Ты знаешь правду, этого достаточно. В конце концов, важен текст, а не автор.

Варшевицкий впервые за разговор слабо улыбнулся.

— Я был уверен, что услышу от тебя мудрый совет. Знаешь, в эти годы я часто мысленно обращался к тебе за помощью. И иногда получал.

— Я рада, что помогала тебе, хотя ничего об этом не знала, — тоже улыбнулась Мазуревичуте.

Какое-то время Варшевицкий молчал.

— Ты даже не представляешь, как я рад, что тебя встретил. Прошу, отнесись к моим словам серьезно. Я один, ты одна, почему бы нам снова не соединиться. На этот раз навсегда.

Некоторое время Мазуревичуте молчала.

— Нет, Кшиштоф, я уже не смогу. Наверное, я превратилась в завзятую холостячку. Я привыкла жить одна, мне это комфортно. К тому же я намерена целиком погрузиться в политическую борьбу. Меня просто физически не хватит еще и на семейную жизнь. Прости, если причинила тебе боль.

— Рута, а если бы с такое предложение тебе сделал бы он? Как ты бы ответила?

Мазуревичуте посмотрела на своего собеседника, встала и направилась к замку.

116

Внутри Антона все наполнилось ликованием. Хотелось петь и даже, несмотря на комплекцию, плясать. Он уже смирился с тем, что его миссия окончилась неудачей, а это могло означать закат политической карьеры. Его шефы такие проколы не прощают. И вдруг такая счастливая неожиданность. Только его отец способен выделывать такие неожиданные коленца. Не трудно понять, почему он изменил свое решение, хочет обезопасить своего любимца Ростислава. Ему, Антону, на это глубоко начхать, он давно не претендует на то, чтобы быть в фаворе у дорого родителя. Ему и без этого хорошо. А сейчас просто замечательно. Сегодня он доложит руководству о своем успехе. А уж оно не оставит его без внимания.

Правда, Антона немного смущала одна вещь: он дал обещание, что Ростислав, чего бы тот не стал вытворять, не пострадает. Но полной уверенности, что это удастся сделать, у него нет. А постараться просто необходимо, отец прямым текстом заявил, что если с его любимцем что-то случится, он аннулирует их договоренность. Да еще расскажет о ней публично. Придется приложить максимум усилий, дабы добиться обещания, что Ростислава не тронут ни при каких обстоятельствах. Сделать это будет не просто, но возможно. И не с такими задачами он справлялся. Получится и на этот раз.

Антону просто невероятно хотелось рассказать обо всем Ростиславу; пусть тот увидит его триумф. Но Антон прекрасно осознавал, что делать это никак нельзя, иначе вся комбинация