— Это, конечно, очень экономный способ хождения! — проговорил Вестингауз, выкатив монокль и беря мосье Надувальяна за руку. — Если бы все железные дороги строились по принципу этого хождения, мы не имели бы, дорогой мой, ни единого населенного пункта, лежащего вне полотна железной дороги.

С этой речью он столкнул мосье Надувальяна к себе в палатку. Армянин сел, вытер лицо носовым платком и сердито взглянул на банкира.

— Если ты думаешь, — произнес он в высшей степени трезво, — если ты думаешь, что я наклюкался, — ты прав. Но ты можешь лить в меня сколько угодно, а мозги Надувальяна останутся на высоте. Третий этаж наводнению не подлежит.

— Приятно слышать, — ответил банкир. — Будьте внимательны. Я имею сообщить вам огромную новость.

С этими словами Вестингауз оглянулся по сторонам и, не заметив никого, кроме Грэс, сосавшей шоколадку над брошюрами Пацифистского общества, спокойно продолжал:

— Мы открыли на вашей земле минерал. Он будет выплавляться тайком от Советской власти, которая, впрочем, и не имеет на него прав. Вы будете регистрировать общее количество выплавки и сдавать в закупоренных баллонах нашим агентам — ночью и под величайшей тайной. Мы предлагаем вам самому назначить цену за эту операцию!

Мосье Надувальян задумчиво покачал головой.

— Каков твой минерал на вид?

— Он похож на красный сироп. Хранить его нужно в сосудах из горного хрусталя. Каждый сосуд будет запечатан доктором Гнейсом. Но вы не бойтесь, мосье Надувальян, — отправка не грозит вам никакой опасностью.

— Надувальян ничего не боится! — сухо ответил армянин. — Надувальян думает, стоит ли этот товар, чтоб его отправлять?

— О! — воскликнул Вестингауз. — Милейший мой, он стоит полмира. Он дает в руки нашей армии несокрушимую силу. Он вернет вам вашу родину в полплевка.

— Карашо, — ответил армянин, вставая с места и быстро справляясь с двумя этажами, пострадавшими от наводнения, — карашо. Будешь доволен. Цену я назначу. Сегодня поеду за своим человеком для дела, одному не обойтись.

С этими словами мосье Надувальян ринулся из палатки, похвально отпечатывая свои ноги на каждой точке пространства. Когда он, спустя полчаса неустанной ходьбы, поворотил наконец за угол, сделав колоссальное количество шагов, — говоря математически, двенадцать в квадрате, — ноги его подкосились, третий этаж свалился на два нижних, и мосье Надувальян в весьма неудобной позе занялся извлечением квадратного корня из создавшихся обстоятельств.

— Мало надежды, что этот плут отправится сегодня за своим человеком! — раздражительно произнес Вестингауз, опуская полог и подходя к жене. — Ну-с, крошка! Вы, кажется, стали умницей. Поль доволен вами, и я доволен вами.

Грэс приняла заигрывания банкира с самой милой гримасой. Когда он прошелся пальцем у ней под подбородком и намеревался несколько удлинить маршрут, Грэс мягко отвела его руки и посоветовала не напрягать свое сердце. Положительно, из нее выработалась дельная маленькая женщина. Если б не политика, он способен был бы уделить ей излишек своей энергии…

— Терпение, крошка! — воскликнул он игриво. — Терпение! Неделя, две, три — и мы станем наконец твердыми ногами на землю. Социальные бредни исчезнут с лица земли. У нас будет время заняться… э… личной жизнью.

Между тем мосье Надувальян благополучно справился с математикой и был отнюдь не склонен подтверждать пессимистические выводы Вестингауза. Не прошло и получаса, как он добрел до своей палатки, вызвал туземца и плотно уселся на мула, которого означенный туземец повел под уздцы.

Мусаха-задэ и Нико Куркуреки, проводившие свой первый рабочий день в палатке за составлением сметы, плана восстания и руководства гражданской войной, выставили головы за полог, провожая его завистливыми глазами. Этот пошлый человек орудовал без всякого плана. Тошно глядеть, как он сидел на муле, точно игрушечный паяц на медведе в витрине детского магазина. И тем не менее он орудовал.

В настоящую минуту — пятками, усердно утрамбовывая ими ту часть живота доблестного мула, которая делала его единственным на земле ангелоподобным существом, лишенным греховных атрибутов.

— Гражданин, не бей мула под брюхом, — посоветовал туземец, — не то он станет поперек дороги и будет стоять суток пять, если не больше.

Мосье Надувальян прекратил свои намеки, и мул затрусил вниз по головокружительным зигзагам. Путешественники останавливались в каждой деревне, где только водился овечий сыр. Известно, что овечий сыр подается не иначе, как на тарелке, которая прикрывает кружку, — таков горный обычай, не терпящий засорения доброго ширванского напитка.

Туземец не вникал в намерения путешественника. Он только осведомлялся, что именно ему нужно, и узнал, что мосье Надувальяну до крайности нужна тетка. Впрочем, мосье Надувальян не был уверен, что нужная ему тетка существует, тем более, что у него никогда не было опыта по части теток, перемерших в ранней молодости.

Они миновали уже несколько деревень, виадуков, оросительных каналов, туннелей и виноградников, а туземец рассказывал ему множество историй о процветании и возрождении его отчизны, как вдруг мул ударил задними копытами, взбесился и полез под мост. Под мостом он остановился, понурил голову и заснул.

— Плохая примета! — пробормотал туземец, залезая по пояс в воду и вскарабкиваясь на мула. — Если мул хочет промочить себя до колен, это значит, что он спасает от воды свои уши. Будет гроза!

Не успел он договорить, как молния иголкой поцарапала окрестность, загрохотал гром, и по месту — что есть силы — забил град величиной с куриное яйцо. Мосье Надувальян и туземец плотно прижались друг к другу, в то время как градины падали с плеском в воду, напоминая настоящую бомбардировку.

— Нехорошо! — вздыхал туземец. — Побьет виноградники и посевы. Сколько раз Советы собирались выписать из Италии градобитную пушку и не смогли! Денег нет.

— Гм! — крякнул мосье Надувальян.

Мул стоял под мостком около часу, покуда наши путешественники не промерзли до костей. Потом он вздернул хвостом и ушами, вылез из речки на дорогу и двинулся было дальше, как вдруг снова остановился. На мокрой, грязной дороге, еще усеянной крупными градинами, не успевшими растаять, стоял большой воз сена. В сене была дырка, а в дырке сидела толстая старая армянка с повязанным ртом. Она преспокойно ссыпала из сита к себе в подол целую кучу зернышек кукурузы, очищенной градом лучше всякой машинки.

— Гм! — снова произнес Мосье Надувальян. — Старуха мне нравится. Это и есть моя тетка. Здравствуй, тетка!

Неизвестно, какой разговор