В лице императора Николая II была подвергнута, таким образом, шельмованию, оклеветана и убита идея нормального, свободного от чрезвычайности, гуманного исторического развития России — без рабского труда, без массовых расстрелов, без взрыва церквей и сожжения усадеб (из всего комплекса усадеб Пушкиногорья — Михайловское, Тригорское, Петровское, в 1918 г. были сожжены взбунтованными крестьянами все три, а всего по России были сожжены тысячи усадеб, бывших центрами культуры), без идеологических проработок и шаманизма «лысенковщины».

Именно в этом смысле громадный нравственный вызов императора Николая II современному историческому сознанию России. Готовы ли мы к нормальному, нечрезвычайному динамичному развитию? Имеем ли мы достаточный уровень гражданского сознания, чтобы хороший человек, не деспот, ответственно относящийся к своим обязанностям, но имеющий право и на слабости или ошибки, мог бы спокойно осуществлять руководство, не заливая страну кровью? Или же нам подходит только тиран, который за счёт громадных человеческих жертвоприношений держит страну в «ежовых рукавицах»?

Нужна ли нам власть, которая осуществляет реальные великие проекты, такие как Транссиб, ставший единственным действительно воплощенным в жизнь трансконтинентальным железнодорожным проектом той эпохи, или власть которая, крича о великих достижениях, добивается высокой ценой посредственных результатов, и, чтобы получить впечатление о них, занижает уровень предшествующего развития страны?

Николай II — это образ нормальной власти, которая может дать обществу нормальную жизнь без чрезвычайных методов. И когда большая часть нашего общества выберет именно его, предпочитая Сталину, найдет именно в царе воплощение позитивной исторической фигуры, то мы увидим формирование запроса на историческую нормальность, на развитие не ценой людоедства.

Эта нормальность должна сопровождаться гражданской ответственностью самого общества. Как показала трагедия императора Николая II и его семьи, быть нормальным человеком во главе государства, не быть тираном, возможно лишь там, где общество само отвергло революцию, террор, разрушение, систематическую клевету на власть и заговорщические ножи в спину. Общество не должно считать своей обязанностью «рвать» там, где тонко, и бросаться на прорыв, едва ему показалось, что хватка власти ослабеет. Тирании не заслуживает то общество, которое способно понимать другие управленческие механизмы, кроме тирании.

Что читать о Николае II:

1) Борисюк, А. А. Рекорды Империи. Эпоха Николая II. — М.: Вече, 2019;

2) Боханов, А. Н. Николай II. — М.: Молодая гвардия (серия «Жизнь замечательных людей»); Русское слово, 1997;

3) Капков, К. Г. Духовный мир Императора Николая II и его Семьи. Ливадия. — М., 2017;

4) Миронов, Б. Н. Российская империя: от традиции к модерну: В 3‐х томах. — СПб: Дмитрий Буланин, 2015;

5) Мультатули, П. В. Император Николай II. Трагедия непонятого самодержца. — М.: Издательство М. В. Смолина (ФИВ), 2018;

6) Ольденбург, С. С. «Царствованie Императора Николая II»: В 2 томах. — Н. Новгород: «Черная сотня», 2017.

Михаил Дроздовский

Твёрдый шагом

1 (14) января 1919 года оборвалась жизнь человека, которого большинство представителей Белого движения, сражавшегося на фронтах гражданской войны с большевиками, считали символом, нравственным ориентиром и источником вдохновения. В Ростове-на-Дону от последствий ранения, полученного осенью 1918 года в боях за Ставрополь, скончался генерал-майор Михаил Гордеевич Дроздовский (1881–1919), командир легендарного Дроздовского полка (а затем дивизии) корниловско-деникинской Добровольческой армии.

«Шли дроздовцы твёрдым шагом, враг под натиском бежал, и с трехцветным русским флагом славу полк себе стяжал… Этих дней не смолкнет слава, не померкнет никогда, офицерские заставы занимали города», — эту песню, написанную в 1919 году полковником Батуриным на мотив марша сибирского полка, знал каждый советский школьник, но только в сплагиаченном «красными» в 1922 году варианте «По долинам и по взгорьям». Что речь шла именно о плагиате, явствует из строчки «партизанские отряды занимали города».

«Дрозды» считались элитой элит даже на фоне прочих «именных» частей Добровольческой армии — корниловцев, марковцев, алексеевцев. Малиновые фуражки и погоны с литерой «Д» как бы говорили противнику — красным командирам, что на этом участке их ждет особенно стойкое сопротивление, а уж если «дроздовцы» наступают — пощады не жди. В отличие от большинства белых частей, где первую скрипку играли республиканцы или «непредрешенцы» (откладывавшие решение о будущем строе России до победы над большевиками), ядро «дроздовцев» составлял созданный генералом своеобразный тайный орден монархистов.

Сплачивал «дроздов» не только политический выбор, но и культ своего первого командира, достигший после его трагической смерти почти религиозного почитания. В нём видели, практически, святого пророка, выведшего своих людей из пучины на бой с врагами Руси. «Генерал Дроздовский смело шёл с полком своим вперёд. Как герой, он верил твёрдо, что он Родину спасёт! Видел он, что Русь Святая погибает под ярмом и, как свечка восковая, угасает с каждым днём. Верил он: настанет время и опомнится народ — сбросит варварское бремя и за нами в бой пойдёт».

Чтобы понять, в чём состоял подвиг, обессмертивший имя М. Дроздовского, нужно представить себе атмосферу рубежа 1917–1918 годов, когда власть в Петрограде захватили большевики, немедленно начавшие переговоры с главными «спонсорами» своей победы — немцами — о мире (то есть, фактически, о будущей капитуляции), а разложенная революционной пропагандой русская армия разваливалась. Солдатыкрестьяне стремились поскорее домой, офицеры пребывали в растерянности — одни согласны были служить и большевикам, другие просто не хотели ничего делать. По фронту ходили мутные слухи, что на Дону легендарный генерал Корнилов поднимает знамя антибольшевистской борьбы, но реальна ли эта борьба, поддержит ли её кто-нибудь (до Брестского мира Антанта, в сущности, не имела ничего против большевиков)?

Воли для организованной борьбы против власти, которая с первых же недель стала проявлять свою диктаторскую, антихристианскую и направленную против исторических устоев России природу, однако никто не имел. Тогда-то в Яссах, в русской армии на Румынском фронте Первой мировой войны и прозвучал голос 36‐летнего полковника, выпускника академии Генштаба, Михаила Дроздовского. Вопреки собственному командованию, румынским «союзникам», разложенности солдатской массы красной пропагандой Дроздовский возглавил добровольческое движение, в которое записывали офицеров для того, чтобы отправиться к Корнилову на борьбу с большевиками.

Действовать приходилось конспиративно — по сути, методами, которые ещё недавно применяли теперь торжествующие революционеры. «Дроздовцы» ходили по вокзалам и кафе, заводили с «золотопогонниками» разговоры о спасении Родины, передавали пароль и направляли либо для пропаганды в свои части, либо в специальный лагерьобщежитие, где будущим защитникам «белой идеи» приходилось жить в спартанских условиях, занимаясь военными упражнениями, которые мало кого смущали — личность вождя притягивала как магнит.

Худой, высокий, с аскетичным лицом, в мятом старом френче на котором из наград была лишь лента ордена Святого Георгия, продетая через петлицу, глубоко эмоционально убежденный в необходимости спасения России.