Шрифт:
Закладка:
– Как будет угодно господину магистру, – процедил он сквозь зубы, и, резко развернувшись, вышел.
– Будем надеяться, он ничего не заподозрил, – с озабоченностью произнес Аршамбо, которому я пересказала то, чему стала свидетельницей. – Искен далеко не глуп, и, честно признаться, когда я подумывал о том, чтобы продолжить с ним сотрудничать как ни в чем не бывало, меня останавливало соображение насчет того, что он меня быстро раскусит. В любом случае, нам следует поторопиться. Мы остановились на вашем опыте с формулой Арибальди... Я не совсем понял, что означает эта кривая на вашем графике... Быть может, вы слишком быстро передвигались, когда делали магические пассы?..
И мы с магистром склонились над столом, где лежала россыпь потрепанных листов с моими чертежами, графиками и схемами.
Не знаю, что именно заставило меня стать старательным помощником Аршамбо – то ли горячее желание наконец-то продемонстрировать свои способности, никем до сих пор по достоинству не оцененные; то ли еще более горячее желание забыть хоть на мгновение о чувстве вины, которое снедало меня. Раз за разом я признавалась себе в том, что, поощряя собственную недоверчивость и видя кругом происки неведомых врагов, погубила Каспара. Да, он пытался мной манипулировать, но разве причинили бы мне равноценный вред его действия? Теперь я могла гордо сказать, что не подыграла ему и не дала распорядиться моей жизнью, но сделало ли это меня счастливой? Свободной?
Что до женщины, приходящейся мне матерью – мысли эти были едва ли более приятными. Если я о чем и сожалела – так это о том, что не сказала в лицо этой предательнице: "Никогда не желала вас знать, сударыня!". Когда-то она оставила меня, как только я показалась ей помехой, теперь же и вовсе стала виновником смерти едва ли не самого важного человека в моей жизни, а я... я оказалась ее невольной пособницей! Кроме того, герцогиня желала погубить магов и магию, и мне ничего не оставалось, кроме как признаться честно самой себе в том, что я, несмотря на всю мою нелюбовь к чародеям, все-таки являюсь частью магического мира, а он, соответственно, составляет значительную часть моего естества. Отрекись я от колдовства и перечеркни все прошлое, связанное с магией – что осталось бы от Каррен Брогардиус?.. Досадно, конечно, было сознавать, что моя сущность сформирована из презираемых мной же материй. Точно так же чувствовал бы себя и человек, всю жизнь считавший, что гномам нужно проваливать подобру-поздорову, а затем вдруг сообразивший, что его дом возведен из камня, добытого в гномьих каменоломнях, или же эльфоненавистник, обнаруживший, что его прабабка по материнской линии – самая что ни на есть чистокровная эльфийка. Наступило время избирать свою сторону, и по всему выходило, что увильнуть на этот раз от выбора не удастся – я была чародейкой, обучавшейся в Академии Магии и получившей место от щедрот Лиги при городе Эсворде, а моего опекуна-чародея казнили по приказу герцогини Арборе...
И чувствуя, как от спазмов в горле у меня перехватывает дыхание, я делала над собой усилие, с утроенной энергией возвращаясь к своему главному делу: мне нужно было ответить на сотни вопросов магистра Аршамбо, позабывшего об усталости, голоде и сне. Вряд ли ученый был способен понять хотя бы десятую долю моих переживаний – его вид красноречиво свидетельствовал о том, что во всем мире не наберется и дюжины событий, которые магистр посчитал бы более важными, нежели ход его исследований.
На третий день, когда я почти обессилела, Аршамбо все еще сохранял ясность ума, хотя почти полностью отказался ото сна. Я уходила в свою комнату далеко за полночь, он же продолжал вычерчивать схемы, понятные лишь ему, и составлять формулы согласно тайным соображениям, которыми он пока что не желал делиться даже со мной. Единственное, о чем я смогла догадаться – отбор этот велся, чтобы выделить заклинания, эффективность которых повышалась рядом с хаотическим порталом особенно сильно.
Когда перечень этот был составлен, магистр впал в задумчивость. Казалось, многообещающие расчеты неожиданно завели его в тупик. Он словно пытался мысленно сыграть некую мелодию, но какая-то фальшивая нота резала его слух и заставляла с досадой морщиться. Почти целый день он терзался, ища уединения и подолгу замирая в одной и той же задумчивой позе, но в конце концов решился задать мне вопрос, так его беспокоящий.
– Каррен, – произнес он, пытаясь скрыть волнение, – вы пообещали быть со мною честной, и я надеюсь, что вы не соврете мне и на этот раз. Видите ли, я составил список всех заклинаний, которые особенно хорошо взаимодействуют с энергией хаотического портала. Без ваших исследований, разумеется, я бы никогда не смог этого сделать, и потому крайне признателен вам. Подтвердилась одна из моих теорий – все эти формулы содержат переиначенные фрагменты из древних заклинаний. В них изменены звуки, отдельные предлоги, префиксы, порядок слов и тому подобное, но я разгадал их все. И, конечно же, я ожидал, что самый главный опыт из тех, что вы произвели, подтвердит мою догадку. Я имею в виду ту самую последовательность действий, что позволила вам проникнуть в другой мир, ступить на Темную Дорогу. Я перебрал все заклинания трансформации, которые знаю, и ни одно из них не содержит нужных мне слов! Все указывает на то, что оно должно быть просто напичкано остатками древней речи, но таких формул просто не существует! Скажите мне правду – что за заклинание вы использовали перед тем, как открылся проход в мир с двумя лунами?
Я замялась, так как в своей откровенности с Аршамбо не хотела заходить настолько далеко. Даже сумасшедшему ученому я не желала рассказывать о том, что притащила в его дом демона. Начав же рассказ о наложении личины, было бы сложно утаить причину, по которой эти чары потребовались. Но ничего не поделаешь – научный метод магистра работал куда лучше, чем могло показаться, и он легко обнаружил фальшь в моей истории.
– То было не заклинание трансформации, – неохотно призналась я, и умолкла, не решаясь продолжать.
–