— “Лев и шакал — звери разного племени. Люди — нет”.

— Смотри-ка, — криво улыбнулся Хаджар. — Тебя переспорила душа артефакта… Вместо того, чтобы шашками махать, лучше бы за книги взялся.

— Рот свой закрой, Дарнасская падаль.

— “Замолчите оба!” — о голоса духа по сокровищнице прокатилась волна энергии. Она мгновенно изменила местный пейзаж. Золотое море пришло в движение, а когда улеглось, то картина была уже совсем иной.

Одни предметы скрылись под монетами, чтобы дать увидеть свет другим.

Была у драконов такая неприятная черта — грести себе под брюхо все “блестящее”, до чего только могли дотянуться.

— “А теперь скажите, ради чего вы пришли сюда?”

— За магией мертвых, — хором ответили они.

Дух улыбнулся. И, видят Вечерние Звезды, Хаджар бы предпочел никогда в жизни не видеть подобной улыбки.

— “Если она нужна вам обоим, то почему нам не устроить маленькое соревнование” — глаза духа засияла азартом. — “О Бездна, это действительно самый интересный день за все минувшие эпохи!”.

Глава 896

— “Вам предстоит…”

— А можно как-то без этого обойтись? — перебивая духа, устало протянул Хаджар.

— “В к-к-каком смысле — без этого?” — кажется, древнее сознание артефакта (как бы странно и глупо это ни звучало) оказалось полностью сбито с толку.

— Просто тут то одно испытание, то другое, то третье, — начала перечислять Хаджар. — я чувствую себя не путешественником, а каким-то испытателем. Скоро уже алхимия на мне тестировать будут.

— У меня есть пара предложений, — Дерек, так же прикрывший глаза и опершийся затылком о холодный камень монумента. — но почему-то ничего кроме яда, на ум не приходит.

— Просто потому что у тебя нет ума.

— И это самое обидное, что ты смог придумать, Дархан? Я в тебе разочарован.

— Получается, ты был мною очарован? Прости, что испортил твои влажные мечты.

Они оба даже не смотрели друга на друга. Сидели с закрытыми глазами и пытались отдышаться. Каждый испытывал какую-то иррациональную легкость.

Спокойствие.

Вызванное осознанием того, что мир, вокруг них, был необъятно большим, а сами они лишь краткие вспышки на бесконечном восхождении к вершине силы.

— Почему влажные? — спустя некоторое время, спросил Дерек.

— А я думал она с тобой девственность потеряла, — Хаджару не требовалось называть имен, чтобы его собеседник понял, о чем и о ком идет речь.

— Это не твоего ума дело, Дарнасская погонь! — Великий Герой Ласкана открыл глаза, в которых вновь сияло безумие. — Почтенный Дух, покончим с твоим испытанием, чтобы я мог уничтожить этого мерзкого ублюдка!

Хаджар только еще раз разочарованно вздохнул. Странно, но в данный момент ему сложно было испытывать к Дереку что-то, кроме жалости. Может, тогда еще — юноша, так и не узнал, что не встретил взаимной любви?

Несчастный плевок прошлого, летящий на встречу собственной гибели и стремящийся, покуда не исчез в бездне, уничтожить все, чего он коснется.

Когда-то таким, если подумать, был и сам Хаджар…

— “Тогда начнем!”

Дерек с Хаджаром синхронно закричали от пронизывающей разум нетерпимой боли.

* * *

Хаджар стоял над колыбельной. Он держал в руках хорошо наточенный кинжал. В нем отражалась полная луна, светящая за окном богатых покоев, в которых он стоял.

Развернув оружие убийц, Хаджар увидел и самого себя. Завернутого в черные, полностью скрывающие лицо и фигуру, одежды.

Он обернулся.

Позади лежала, еще дергаясь в предсмертных конвульсиях, стереотипная, полноватая женщина с добрым лицом и некогда теплыми, а сейчас уже почти полностью стеклянными глазами.

Хаджар знал, что где-то там, за высокими, обитыми янтарем и жемчугом, створками покоев, лежит перерезанная этим же клинком стража.

С лезвия кинжала еще капали густые, багряные капли крови.

— Аа-а-а, — прозвучал высокий, протяжный плач, постепенно переходящий в надоедливый писк.

Перед Хаджаром, прямо под его кинжалом, находилась резная колыбельная. В ней лежал младенец.

Хаджар никогда не любил младенцов. И не просто не любил, а чувствовал себя в их присутствии грязным. Постоянно хотелось отойти и ополоснуть лицо и руки. Психологи на земле даже сочли его из-за этого социопатом.

Может в чем-то они были и правы.

Младенец плакал. Дергал своими мелкими культями, заменявшими ему ноги и руки. Непропорционально большая голова скорчилась в гримасе недовольства. По пухлым щекам катились слезы.

— Он станет Императором Ласкана, — из тьмы вышла фигура духа Клинка Мертвой Души. — Тем, кто поведет за собой армии в новой войне.

— Это война станет последней, — Хаджар смотрел в темные, почти черные глаза ребенка.

Тот перестал плакать и теперь смотрел прямо в глаза пришедшему за его душой убийце. Казалось, что это крошечное сознание, мало чем отличающееся от животного или растения, все понимает.

Жуткое чувство.

— Если ты так думаешь, смертный, то ты глуп. Война не может быть последней. Все в этом, да и в любом другом мире, создано, чтобы сражаться за жизнь. Сама жизнь — лишь бесконечная борьба с никогда не проигрывающей смертью.

Хаджар посмотрел на духа. Тот выглядел все так же — как высокий, плечистый, покрытый шрамами воин. И говорил он так, что можно было ошибиться и принять его за человека, но это было не так.

— Ты лишь меч, — Хаджар опустил кинжал. — ты создан для битвы и смерти. В твоем подобии жизни больше нет ничего.

— Может быть, смертный, — пожал плечами Дух. — но я честен с собойв знании, что я несу лишь смерть. А теперь спроси у себя — что несешь этому миру ты сам?

Хаджар вдруг понял, что по его рукам что-то стекает. Он поднял их к лицу и едва не отшатнулся. Они были по локоть в крови.

— Видишь, — Дух шагнул вперед. — может ты и рожден человеком, но мало чем отличаешься от меня.

Хаджар еще раз посмотрел на младенца.

Это было так просто.

Так легко.

Поднять кинжал и опустить в мягкую, податливую плоть смертного младенца. От Рыцаря Духа не требовалось даже этого дурацкого клинка. Достаточно было пожелать и из мира исчезла бы не только физическая оболочка будущего Ласканского завоевателя, но и его душа.

Полное и бесповоротное уничтожение будущей угрозы его родины.