из кадильницы не заставляют морщиться. Наверное, дракон мог присутствовать на обедне потому, что его господин присутствовал здесь как сторонний наблюдатель, который с самого начала решил не причащаться.

- Всё дело в моей непричастности? - мысленно спросил Влад, но тварь ничего не ответила на это обращение, лишь улыбнулась. Сейчас она улыбалась каждую минуту. Наверное, радовалась, что сумела пробраться даже на церковную службу.

- Почему ты здесь? - снова спросил князь.

- Верный пёс всегда стремится следовать за своим господином, - ответил дракон.

- Значит, ты следовал повсюду и за моим отцом? - продолжал спрашивать Влад.

- Да, я всюду следовал за ним, - прошипела тварь. - На пиры, на охоту, в путешествия - всюду. Твой отец очень ценил меня как советчика. Он не мог долго без меня обойтись. К тому же он был добрым хозяином, а добрый хозяин не станет держать своего верного пса вдали от себя.

- Вот как? - усмехнулся Влад. - Ты расхваливаешь моего отца и говоришь, как он был доволен тобой... Почему же он при жизни не расхваливал тебя так, как ты теперь расхваливаешь его?

Тварь задумалась и вдруг покосилась на боярина Войку, который, как всегда стоя справа от государя, пристально смотрел на неё и тихо повторял:

- Пошла отсюда. Пошла.

- Что случилось? - спросил Влад, но теперь уже не мысленно, а вполголоса.

- Так вот же - чёрная кошка сидит, - шёпотом ответил боярин. - Хочу прогнать, но не хочу мешать службе.

- Оставь, - устало бросил князь.

Между тем чтение псалмов почти окончилось. Остался всего один - девяностый, и когда прозвучали слова: "На руках понесут тебя Ангелы, да не споткнётся о камень нога твоя, на аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и змея", - младший Дракул опять посмотрел себе под ноги. Дракон сидел на прежнем месте и всё так же следил за совершением обедни, а драконий хвост лежал почти рядом с княжескими сапогами.

"Попирать будешь змея", - мысленно повторил Влад, еле заметно приподнял мысок левой ноги, но тварь, как всегда, была начеку. Дракон, мгновенно подобрав под себя хвост, оглянулся и с укоризной посмотрел на господина.

Влад частенько пытался так подшутить над своим ручным гадом - наступить ему на хвост - и пусть это никогда не удавалось, государь оставался весел. Вот и сейчас он был настроен шутить, и, наверное, поэтому деревенская обедня, не очень красивая и не очень длинная, которая вряд ли понравилась бы монахам, очень ему нравилась - нравилась своими огрехами.

Виновником огрех чаще всего был местный дьякон, обладавший могучим голосом и стремившийся показать свой дар. При всяком удобном случае этот человек выдавал такие замысловатые напевы, что с трудом с ними справлялся. Голос мог стать густым и шершавым, как звук боевой трубы в турецком войске, или же звонким, рвущимся вверх, как звук пастушьей свирели, а ведь человеку трудно делать такие переходы за короткое время.

После освящения вина и просфор, дьякону положено в очередной возглашать "благослови, владыко". Начав выпевать первое слово, дьякон отчего-то задумался, поэтому слово тянулось и тянулось, пока не растворилось где-то вдали. Второе слово зазвучало тихо, будто его возглашали в соседнем селе, и вдруг служитель опомнился, голос вернулся, дрогнул и взлетел высоко над толпой, грозя сорваться в тонкое лошадиное ржание. К счастью, не сорвался.

- Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков, - невозмутимо возгласил священник, будто успокаивая переполошившегося дьякона.

Не менее забавным казалось пение хора. Мотив пения неуловимо напоминал застольную песню - бодрую и живую. "Очевидно, этому хору доводилось петь не только на церковных службах, - подумал младший Дракул. - А может, за столом эти люди поют чаще, чем в церкви?"

Даже такой привычный момент богослужения как ход с Евангелием, теперь представлялся Владу смешным. Перед дьяконом, несущим священную книгу, полагается идти помощнику с зажжённой свечой, означающей свет христианского учения - князь прекрасно это знал, и если бы служба проходила в полумраке храма, то зажжённая свеча показалась бы Владу очень красивой и вызвала бы благоговение. А вот на открытом воздухе, когда ярко светило солнце, она вызывала совсем другие чувства. "Днём с огнём ходят", - невольно подумал государь. Он понимал, что это символ, а символический предмет обычно бесполезен с житейской точки зрения, но пресловутая свеча всё равно казалась не символом мудрости, а олицетворением глупости.

Государь ненадолго сделался серьёзным, когда в ходе службы читались отрывки из апостольских сочинений. В тот день читали "Второе послание к коринфянам" от Павла - как раз то место, где упоминается склочный человек, говоривший на апостола хулу и смущавший коринфскую христианскую общину. Этого ругателя Павел призывал простить, уверяя, что склочный человек достаточно наказан, если восстановил против себя всех и видит обиженные взгляды, обращённые на него отовсюду.

Услышав эти слова, Влад насторожился, будто некий голос с небес сказал ему: "Вот как надо было поступить со склочным Кукувей. Вот к чему тебе следовало призвать здешних жителей. А ты им что насоветовал? Окажись апостол Павел здесь, он призывал бы простить старого сквернослова, а не избавиться от него".

На каждый день церковного года назначены свои чтения, так что совпадение между предметом недавнего суда и предметом чтений казалось почти невозможным. "Неужели, Бог всё-таки обращается ко мне?" - спросил себя младший Дракул и некоторое время размышлял над ответом, склонив голову, но затем глянул исподлобья в небо и мысленно произнёс: "Конечно, совет апостола лучше. Беда лишь в том, что здешние селяне не станут следовать такому совету. Старый Кукувя слишком досадил им. Да, я мог бы напомнить людям о христианском смирении и ехать дальше, ни о чём не заботясь, но я вник в дело и дал такой совет, который действительно поможет. Я доволен своим судом, а если я неправ, то хочу, чтобы мне растолковали, в чём я заблуждаюсь".

По мнению Влада, местный священник тоже должен был заметить, что дело о старом склочнике и послание апостола Павла удивительным образом перекликаются. "Если священник заметил, то пусть проповедует и докажет селянам, что они должны смиренно терпеть всякую издёвку, - рассуждал князь. - Но докажет ли? Нет. Наверняка, он пытался доказать ещё давно, но селяне всё-таки решили обратиться ко мне".

Правителю опять сделалось весело. Он снова стал видеть