Шрифт:
Закладка:
— Однако он одержал верх, не так ли? По крайней мере, в нынешней битве. — Бахрам не знал, как еще выразить свое отчаяние и чувство, что его предали. Глаза б не глядели на этого капитана! Только дурак мог надеяться, что тот найдет благоприятный выход из ситуации.
Развернувшись на стуле, Бернэм одарил Бахрама широкой улыбкой:
— Поймите, мистер Модди, победа комиссара, если она имеет место, иллюзорна. Нам вернут все, что мы отдадим, и даже сверх того. Наши инвесторы получат хорошую прибыль. Надо лишь подождать.
— В том-то и дело, — сказал Бахрам. — Сколько придется ждать?
Капитан Эллиотт потер подбородок.
— Года два. Может, три.
— Два-три года!
Бахрам подумал о сердитых письмах, скопившихся в конторе, и представил, как будет объясняться с инвесторами; перед глазами возникли злорадствующие шурины, осыпающие Ширинбай попреками: «Говорили тебе, он жулик, а ты позволила ему промотать твое наследство…»
— Наверняка ваши инвесторы подождут, мистер Модди, — не отставал Бернэм. — В конце концов, это лишь вопрос недолгого времени.
Время!
Уже весь зал смотрел на Бахрама, и гордость не дала ему сказать, что вот времени-то у него нет совсем. Двухлетняя задержка расчетов станет нарушением договора, и предательство капитана Эллиотта обернется крахом, банкротством и долговой тюрьмой.
Но здесь и сейчас об этом не скажешь. Бахрам выдавил улыбку:
— Да, конечно. Мои инвесторы подождут.
Торговцы кивнули и отвернулись. Избавившись от их взглядов, Бахрам попытался сидеть спокойно, однако это ему не удалось — руки-ноги ему не подчинялись. Подхватив полы ангаркхи, он тихонько выскользнул из зала. Свесив голову, Бахрам слепо брел коридорами фактории, потом вышел на улицу, где даже не взглянул на китайских купцов, и уже на майдане услышал, что его окликает знакомый голос:
— Бахрам-бхай! Бахрам-бхай.
Он остановился, поджидая запыхавшегося приятеля.
— Что тебе, Задиг-бей?
— Верно ли, что капитан Эллиотт попросил всех торговцев сдать опий?
— Да.
— И они согласились?
— Да.
— Что будешь делать, Бахрам-бхай?
— А что я могу сделать? — Бахрам смахнул навернувшиеся слезы. — Сдам груз, как все.
Задиг подхватил его под руку и повел к реке.
— Это всего лишь деньги, Бахрам-бхай. Скоро ты вернешь, что потерял.
— Дело не в деньгах, Задиг-бей.
— А в чем?
Бахрам сглотнул душившее его рыдание.
— Я продал душу Ахриману, — просипел он. — И оказалось, напрасно. Зазря.
Нил вышел на майдан, и тут его окликнули из палатки толмачей.
— Для тебя сообщение от Комптона, — сказал Юн-Том. — Завтра в полдень ты приходить Старая Китайская улица. Он быть там.
— Возле заслона?
— Да, там.
— Хорошо.
На другой день в означенное время Нил подходил к условленному месту. На фоне безлюдной улицы и запертых лавок преграда, сооруженная из заостренных бамбуковых стволов, выглядела весьма внушительно, караульные были вооружены мушкетами и саблями.
Нил невольно замедлил шаг, всматриваясь в скопище зевак на противоположном конце улицы. Он бы, наверное, не разглядел Комптона в плотной толпе, если б тот не помахал рукой:
— А-Нил! Я здесь!
Печатник предъявил дежурному офицеру дощечку с иероглифами, после чего Нилу позволили миновать заслон.
— Что вы ему показали, Комптон? — спросил Нил. — Почему меня пропустили?
— Важное дело. Сейчас поймете.
В печатне Комптон отпер шкафчик и подал Нилу бумажный листок:
— Вот, посмотрите.
Список из восемнадцати фамилий, где против каждой значились цифры, был выполнен иероглифами и продублирован латиницей. Нил сразу понял, что это перечень главных иноземных торговцев, ведущих дела в Кантоне.
— Что это за цифры?
— Груз опия, заявленный купцами. Как думаете, не врут?
Первым в списке значился Ланселот Дент, его груз был самым крупным — свыше шести тысяч ящиков. Вторым шел Бахрам, против его имени стояло число 2670.
Заметив, что Нил колеблется, Комптон сказал:
— Чен-ман, только честно, А-Нил. Это весь его опий?
— Деталей я не знаю и могу только предполагать, но думаю, что число верное. Однажды наш управляющий сказал, что в шторм хозяин потерял чуть больше десятой части груза. А в другой раз он обронил, что разбились триста с лишним ящиков. Если посчитать, все сходится.
Комптон покачал головой:
— Потеря большая — почти миллион таэлей серебром.
— Да ну? — опешил Нил. — Так много?
— Хай-бо, серьезный урон! — Комптон ткнул пальцем в листок: — Что скажете о других?
Нил обратил внимание на имя Бернэма, против которого стояла скромная тысяча, и радостно усмехнулся. Наконец-то появилась возможность хоть немного поквитаться за причиненное зло.
— Вот это число неверное, — сказал он.
— Откуда знаете?
— Счетовод Бернэма — мой приятель. Он говорил, что нынче его хозяин взял груза больше, чем сет Бахрам-джи.
— Вот как?
— Да. Сведения точные.
— Хорошо, я прослежу, чтобы они дошли до комиссара.
С каждым днем Бахрам спал все хуже. Слуги закрывали ставни наглухо, и все равно яркий свет с майдана исхитрялся проникнуть в спальню. По стенам и потолку бродили колеблющиеся тени патрулей, совершавших обход, а гулкое эхо команд, звучавших на площади, доносилось даже сквозь затворенные окна.
То и дело Бахрама будили звоны гонгов и кимвал, и он лежал без сна, таращась на призрачные тени и прислушиваясь к голосам. Порой чудились шаги в коридоре и шепот возле кровати, и тогда Бахрам еле сдерживался, чтобы не дернуть шнур вызывного звонка. Но Вико не пришел бы (он занимался доставкой груза со шхуны на склад, устроенный на берегу), а кроме него поговорить было не с кем.
Даже опийная настойка не помогала — от нее все звуки казались громче, а сны становились ярче. Однажды после доброй порции настойки привиделся сон, в котором Чимей пришла в индийскую факторию. В прошлом она частенько грозилась это проделать — такое, говорила она, бывало сплошь и рядом: переодевшись в мужское платье и заплетя косицу, «цветочницы» тайком пробирались к чужеземцам, и все было шито-крыто.
Во сне это был самый обычный день, Бахрам собирался в клуб, и тут к нему вошел Вико:
— Патрон, вас спрашивает китаец, некий Ли Сынь-сан.
— Кто такой? Я его знаю?
— Не ведаю, патрон. По-моему, раньше он не приходил. Но, говорит, дело важное.
— Ладно, проводи его в контору.
В тот час там уже никого не было — секретарь ушел в свою комнатушку, слуги закончили уборку. Бахрам сел в кресло. Вскоре дверь отворилась, впустив низенького худощавого человека в круглой шапочке и халате с отделкой.
Тусклый свет не позволял разглядеть лицо визитера, и потому Бахрам его не узнал.
— Здравствуйте, Ли Сынь-сан, — сказал, обозначив поклон.
Гость промолчал, но потом, дождавшись ухода Вико, расхохотался:
— Мистер Барри совсем глюпый!
Бахрам обомлел.
— Чимей? Зачем сюда приходить? Ты
