В какой-то момент мне придется проанализировать, что произошло на чердаке, и роль Бо в нашем спасении. Но не сейчас. Сначала меня ждали куда более важные дела.

– И если бы не Бо, – согласился Джек. – Но ты ничего не испортила. Нет-нет. Что бы ты ни делала, твоими поступками неизменно руководила любовь к окружающим тебя людям. Да, у тебя имеются свои причуды, но это ты. И я не могу это изменить.

Я села прямо и, вытерев глаза тыльной стороной ладони, посмотрела на него:

– Что ты говоришь?

– Я говорю, что тебе нужно удалить таблицу «новая Мелани».

У меня перехватило дыхание, сердце сжалось.

– Но почему? – спросила я, хотя знала ответ. Была ли я новой или старой Мелани, не имело значения. Он нашел недостаток, с которым не мог жить.

– Потому что тебе не нужно меняться.

Гнев смел мою боль и растерянность. Я встала и посмотрела на Джека. Как обычно, слова полились из меня прежде, чем я успела прикусить язык. Все, что накопилось во мне за последние месяцы, сорвалось с моих губ без всякой цензуры. Меня больше не волновало, кто это говорит, новая или старая версия меня, – это просто исходило от Мелани, той, которой я была сейчас.

– Знаешь, Джек, я не единственная, кому стоит измениться. Ты должен сделать шаг мне навстречу. Неужели тебе никогда не приходило в голову, что ты тоже виноват? Нереально, если не откровенно жестоко, полагать, что все мои комплексы должны быть изгнаны лишь потому, что ты сказал, что любишь меня? Что, если мне просто требовалось чуть больше понимания? Еще капелька помощи. Согласна, мне пора перестать заметать все неприятное под ковер и больше доверять тебе. Но менять себя саму – сложно. Возможно, в этом даже нет необходимости. Быть организованной и иметь независимый характер – это не те вещи, которые нужно непременно исправить. Это не зависимость от наркотиков или алкоголя, от которой нужно лечить.

Джек открыл было рот, чтобы что-то сказать, но я, едва вздохнув, продолжила:

– И еще кое-что. Ты бросил меня, потому что якобы не мог мне доверять, так как я ушла одна, чтобы выяснить, где спрятаны эти рубины. А все потому, что у тебя был грипп, между прочим! Но даже несмотря на это, ты сказал, что это вопрос доверия. Да, наверно, мне следовало сообщить тебе о моих планах, и я извлекла для себя урок. Но вот ты сочиняешь под вымышленным именем целый сценарий о пропавшей половине Алмаза Надежды и ничего мне не рассказываешь. И кто из нас рассуждал о доверии? Нет, конечно, я понимаю, что твое мужское эго сильно пострадало от всего, что случилось в твоей карьере. Тебе не нужно ничего мне доказывать. Ты уже показал мне, что такое любовь мужа и жены и какой ты замечательный отец. Это все, что мне когда-либо было нужно. Мне просто жаль, что ты не чувствуешь того же.

Джек молча смотрел на меня.

– И да, ты прав. Я была не… – я умолкла, пытаясь произнести чуждое мне слово. – Я… была неправа, разговаривая со Сьюзи и не сказав об этом тебе. Извини. – Я стояла, и моя грудь вздымалась. Я ждала, когда он встанет и уйдет. И заберет с собой мое сердце. Вместо этого я заметила легкое подергивание уголка его рта.

– Ты права, Мелли.

– В том, что я была неправа?

– В этом, но и в другом тоже. Я вел себя как последний идиот. Все, что ты только что сказала, верно. Все-все. Мы оба в равной мере виноваты в том, что произошло в нашем браке. Что там Ивонна сказала про то, что нам делать? Признать это, а затем сделать решительный шаг?

Я посмотрела на него, и слова протеста застыли у меня на губах.

– Что? – я растерянно заморгала. Джек тоже встал, лицом ко мне.

– Мне не нужен никакой второй шанс. Если только мы не хотим в точности воссоздать самые счастливые годы моей жизни. И мне не нужна новая версия тебя. Ты – моя Мелли. Ты идеальна такой, какая ты есть, со своими причудами и всем прочим, и я не хочу ничего менять.

– Даже мою привычку наклеивать этикетки?

– Особенно она. Я пришел к выводу, что дом не дом без постоянных щелчков этикеточного пистолета.

Я одарила его слабой улыбкой:

– Тогда, возможно, мы сделаем решительный шаг и посмотрим, что случится?

Он притянул меня к себе и поцеловал, как когда-то, и мне показалось, будто я долго отсутствовала и наконец нашла дорогу домой. Я подняла голову:

– Ты на самом деле думаешь, что у нас все будет хорошо?

Он снова поцеловал меня, на этот раз нежно.

– Разумеется. Несмотря ни на что. Пока мы вместе, у нас все будет хорошо.

Напольные часы неожиданно начали бить. Их звук приглушенно отражался от ковра. Мы удивленно посмотрели друг другу в глаза, а затем оба повернулись к часам.

– Я думала, они сломаны, – сказала я.

– Они не только не били, но даже не тикали с тех пор, как упали. По крайней мере, мне так казалось. – Джек посмотрел на часы. – Сейчас шесть тридцать. Почему часы бьют именно сейчас?

Мы застыли на месте рядом с часами, глядя на них и чувствуя под ногами вибрацию курантов. И пока мы стояли, я насчитала еще десять ударов.

– Сомневаюсь, что они умолкнут. Может, позвонить Ричу и попросить его еще раз попробовать поднять их без специального оборудования? Вдруг с нашей помощью этого будет достаточно?

Нахмурив брови, Джек медленно кивнул и взглянул на гробик Шарлотты на кофейном столике.

– Должна иметься причина, почему Эванджелина все еще здесь и почему часы бьют сейчас, хотя они не издали ни звука с тех пор, как упали.

Я посмотрела на свой телефон, убедилась, что сейчас шесть тридцать две, а затем взглянула на часы – большая и маленькая стрелки указывали на шесть. Я вскинула голову.

– Одну минутку. Надгробие Эванджелины. Циферблат на передней поверхности. Он показывал шесть тридцать.

Джек встретился со мной взглядом, и по его лицу медленно расползлась улыбка.

– Или же стрелки – это указатели, направленные вниз.

Я следом за Джеком посмотрела в сторону часов и вспомнила: всякий раз, когда мы находили Замороженную Шарлотту, она лежала лицом вверх, наполовину задвинутая под часы.

– Мне кажется, что в основании часов есть нечто, что мы должны увидеть.

Мы подошли к часам, которые усилиями Рича и его сына Брайана удалось отодвинуть от стенки. На светлом дереве