И, с трудом поднявшись на ноги, медленно побрёл назад, прихрамывая.

Обратная дорога казалась бесконечной. Когда он разглядел впереди Ширлу и Эшлинг, сидевшую на камне и укутанную в два плаща, то скулёж сприггана почти стих. Место сражения выглядело устрашающе – проход между скалами расширился едва ли не в полтора раза, всё было засыпано осколками валунов и мелкими камнями; мелкие деревца ударами дубины раздавило в щепу, часть склонов обрушилась… Но пугало другое. Бесстрашная, стойкая Ширла стояла на коленях у какой-то груды… кучи…

«Это ведь человек?» – с замиранием сердца подумал Джек и осознал, что они находятся аккурат в том месте, где был вход в пещеру – до того, как великан попал по ней.

– Он мёртв, – глухо произнесла Ширла, не оборачиваясь. – Погиб на месте. Один удар – и конец. Всмятку.

«Сирил?»

Грудь пронзила мучительная, тянущая боль. Джек сбился с шага… а потом сообразил запоздало, что цвет плаща другой, да и габариты тоже.

– Это… Альфред? – спросил он, ощущая чудовищный стыд за то, что на мгновение почувствовал облегчение, узнав, что погиб не Сирил.

Ширла скупо кивнула.

– Да. Спригган попал прямо по нему… Если бы я успела раньше, – прошептала она и закусила губу.

Стало очень тихо. Джек хотел шагнуть к ней и обнять, но потом заметил, что тени на земле стали очень чёткими – и тёмными. И дело было не в магических спецэффектах.

«Луна», – дошло до него.

И впрямь, луна поднялась над горизонтом, огромная, круглая, сливочно-жёлтая. Тревожный свет заливал всё вокруг; тональность стонов сприггана изменилась, словно бы стала…

…музыкальной?

Ширла, и без того бледная от переутомления, сделалась белой как мел.

– Арфа, – выдохнула она. – Всё-таки пробудилась сегодня… Это очень, очень плохо. Звуки боя распугали нэнов и гончих, но если арфа начнёт играть, то они осмелеют… И, что хуже, мы тоже вряд ли перед ней устоим.

Вдали стало разгораться слабое розоватое сияние. Примерно там, где Ширла и предполагала, может, немного в стороне; арфа действительно пробуждалась.

– Так, погоди, – осознал Джек сказанное. – Мы вряд ли устоим? Почему?

Ширла обернулась к нему почти зло:

– Потому что я грохнула свой фонарь, отводящий зло, вот почему. А Сирил погребён заживо… если вообще жив, и серебряный колокольчик похоронен вместе с ним. Я могу попытаться начертать знаки… или проще проколоть барабанные перепонки? – хохотнула она нервно и согнулась пополам, дыша часто и мелко. – Погоди, я… сейчас… что-то придумаю… я…

Джек помог ей сесть – и поднялся, растерянный.

«Может, я успею откопать Сирила, если превращусь в лиса? – подумал он, тупо глядя на собственные ладони. Представить их лапами отчего-то не получалось; может, от усталости. – Или правда проколоть себе перепонки? Или вставить затычки из воска… у меня был воск?»

Мысли путались; розовое сияние разгоралось всё ярче, и с ним нарастала, делалась громче мелодия, чарующая, но несовершенная. И это несовершенство точно делало музыку притягательнее, заставляло вслушиваться. Ширла снова согнулась, зажимая уши руками; Эшлинг задрожала, как в ознобе.

«Я не успеваю сделать ничего», – обмирая, подумал Джек.

…а потом услышал звук скрипки – совершенно отчётливо.

Близко.

Сверху.

– Сирил, – пробормотал он, задирая голову. – Не может быть.

Но это и правда был Сирил.

Он стоял на уступе скалы, залитый лунным светом, точно посеребрённый. Невообразимо тонкий и хрупкий, со скрипкой, поднятой к плечу. Веки его были сомкнуты; лицо – расслаблено, как во сне.

Скрипка пела.

Это было похоже на битву.

…Арфа обещала покой, сладостное недеяние. Ласкала, как майский благоуханный полдень, одурманивала, словно аромат жасмина на пике цветения. Она была как солнечный жар; как обещание долгого лета, когда в лесах довольно добычи, а урожай изобилен.

Скрипка врывалась – как майская гроза, безжалостная, яростная. И хлестали струи дождя, избавляя от сладкого дурмана; и нагретый солнечным жаром камень остывал, и переполнялись реки, выходя из берегов. Ветер завывал и гнул верхушки деревьев, грохотал гром, и ливень омывал измученное тело с ног до головы, и разум становился ясным.

– Они соревнуются, – пробормотала Ширла. Она всё ещё выглядела оглушённой, но уже хотя бы могла стоять. И мыслить, не впадая в оцепенение и панику, что важнее. – Волшебная арфа и Сирил. И Сирил, что… побеждает?

Джек поймал себя на том, что встаёт на цыпочки, чтобы стать к нему чуть ближе.

– Похоже на то.

…Мелодия арфы была как сладкое, пьянящее вино. Она навевала дивные сны, обещала блаженство: только пригуби дивный яд, преклони голову, и все наслаждения мира станут твоими. Она была как нежнейший шёлк, ласкающий обнажённую кожу; как невесомые поцелуи; как пряные благовония, как цветы и мёд в полной чаше.

Скрипка врывалась колючей вьюгой. И сыпал снег; и ветер был таким, что резал не хуже клинка. На поверхности вина появлялась корочка льда, лёд сковывал и цветущий сад, и фонтаны. Иней, искристый и жёсткий, выстилал любовное ложе – горе тому, кто прикоснётся к нему, кто возляжет на сияющие шелка!

Скрипка несла боль, и эта боль отрезвляла.

Сирил стоял на самом краю, наклонив голову; глаза его были закрыты, и рука, сжимающая смычок, словно действовала по своей собственной воле. Лунный свет обволакивал его, как драгоценные одежды, как изморозь, как кружева смешливых дев Белой Госпожи.

«Он справится? – подумал Джек, чувствуя, как болит в груди. – Он сильный, но… он ведь всего лишь человек. Просто человек против колдовства фейри».

…арфа пела – теперь о любви. О том, как по-особенному греет домашний очаг. Как сладко питьё в чаше, разделённой на двоих. Пела о прикосновениях, то робких, то страстных; о жгучем огне, что зарождается в чреслах, о поцелуях, которые не утоляют жажду, а лишь распаляют её, о сплетении тел и о том, сколько силы дарует взор, полный любви.

Сирил, кажется, усмехнулся – и глянул искоса вниз, на Джека и Ширлу.

И скрипка ответила.

Она пела тихо – о том, что есть любовь, которая не жаждет; которая щедра на дары, но ничего не просит взамен. О том, как мать смотрит на ребёнка в колыбели; о том, как крепко держатся за руки сёстры, когда идут через тёмный лес. О том, как мастер с улыбкой глядит на свою работу, и дело спорится у него в