и несколько ниже: «Ибо для зверя не существует ни порока, ни добродетели, точно так же как и для бога. Но если последнее состояние есть нечто высшее, чем добродетель, первое представляет собой лишь нечто отличное от порока»[454]. Правда, Плиний Младший со свойственной языческому панегиристу неумеренностью изображает добродетель Траяна не как подражание, а как образец божественной добродетели, говоря, что «людям нужно просить богов только о том, чтобы они были бы для смертных такими же добрыми и благосклонными владыками, как Траян»[455]. Однако в этих словах слышится нечестивая, безбожная и высокомерная заносчивость язычников, которые придавали большее значение каким-то теням, чем самой сущности. Неистинная религия и святая христианская вера стремятся к самому существу вещей, внушая душам христианскую любовь, которую в высшей степени правильно называют «узами совершенства» (vinculum perfectionis)[456], так как она соединяет и связывает воедино все добродетели. Удивительно изящно сказано у Менандра о чувственной любви, которая является лишь искаженным подражанием любви божественной: «Любовь для человеческой жизни — лучший учитель, чем неуклюжий софист»[457]. Он говорит этими словами, что любовь лучше воспитывает достойные нравы, чем учитель и софист, которого он называет «невежественным». Действительно, всеми своими многотрудными правилами и наставлениями он не смог бы так умело и свободно, как это делает любовь, научить человека и ценить самого себя, и прекрасно вести себя в любом положении. Так, вне всякого сомнения, если чья-то душа пылает жаром истинной христианской любви, ей удается достичь большего совершенства, чем с помощью всех средств этической науки, которая в данном случае по сравнению с христианской любовью, конечно же, оказывается в положении этого софиста. Более того, подобно тому как прочие аффекты, по верному наблюдению Ксенофонта, хотя и возвышают душу, однако в то же время вносят в нее своими порывами и излишествами волнение и дисгармонию, и только одна любовь одновременно возвышает ее и успокаивает[458], так и все остальные человеческие дарования, вызывающие наше восхищение, хотя и возвышают и возвеличивают нашу природу, тем не менее не свободны от излишеств, и только одна христианская любовь никогда не может быть чрезмерной. Ангелы, желая обладать могуществом, равным божественному, совершили грех и пали. «Вознесусь и буду подобен всевышнему»[459]. Человек, посягнувший на знание, равное божественной мудрости, совершил грех и пал. «И вы, как боги, познаете добро и зло»[460]. Но ни ангел, ни человек никогда не совершали и не совершат греха, стремясь уподобиться Богу в благости и любви. Наоборот, нас даже призывают к такому именно подражанию: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Да будете сынами отца вашего небесного. ибо он повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных»[461]. Да и по отношению к самому первоисточнику божественной природы языческая религия употребляет слова «благий, великий» (optimus, maximus), Священное же писание заявляет: «Милосердие его превыше всех деяний его»[462].

Итак, мы закончили рассмотрение той части этики, которая посвящена Георгикам души. Если кто-нибудь при взгляде на перечисленные нами части этого учения решит, что вся наша работа состоит только в том, что мы свели в цельную науку или учение то, что было пропущено другими писателями как общеизвестное, банальное и само по себе достаточно очевидное и ясное, пусть думает, как хочет. Но пусть он все же помнит то, о чем мы предупредили с самого начала: мы видим цель свою не в приукрашивании вещей, а в выявлении в них полезного и истинного. Пусть также он припомнит и созданный древними аллегорический образ двойных ворот сновидения:

Снов суть двоякие двери: одни, говорят, роговые —

Оными легкий дается исход для теней правдивых;

Блещут другие, из белой сделаны кости слоновой,

Лживые к небу чрез них посылаются Майами грезы[463].

Конечно, поистине великолепны ворота из слоновой кости, однако правдивые сновидения выходят через роговые ворота.

В качестве дополнения к этике можно было бы привести то соображение, что существует определенное соотношение и известное сходство между благом души и благом тела. Ведь подобно тому как мы сказали, что телесное благо складывается из здоровья, красоты, силы и наслаждения, так и душевное благо, рассматриваемое с точки зрения этики, по-видимому, стремится к тому же, т. е. оно хочет сделать душу здоровой и недоступной волнениям, прекрасной и украшенной истинной нравственностью, мужественной и способной встретить и вынести все испытания жизни, наконец, не тупой и глупой, а способной испытывать живое чувство наслаждения и благородной радости. Однако все эти качества и тела, и души очень редко встречаются вместе. Ведь часто можно увидеть немало людей, отличающихся могучим умом и силой духа, которых тем не менее обуревают страсти и характер которых едва ли отличается хоть каким-то изяществом и обаянием. Можно встретить и других, которые в изобилии наделены и изяществом, и обаянием, но которым не хватает ни душевной честности, для того чтобы они захотели, ни душевных сил, для того чтобы они смогли поступать согласно принципам нравственности, Третьи обладают душой честной и свободной от всех пороков и слабостей, однако не могут ни снискать славы себе самим, ни быть полезными государству. Есть и такие, которые, может быть, даже обладают всеми тремя перечисленными выше достоинствами, но в силу какой-то стоической суровости и бесчувственности, будучи способными на добродетельные поступки, сами не умеют наслаждаться и радоваться. Так что если и случается, что иной раз два или три из этих четырех качеств соединятся в одном человеке, то уж совсем редко, как мы уже сказали, могут соединиться все четыре. Итак, мы полностью рассмотрели эту основную часть философии человека, которая рассматривает человека как состоящего из тела и души, но взятого отдельно, вне его связей с обществом.

* КНИГА ВОСЬМАЯ *

Глава I

Разделение гражданских наук на учение о взаимном обхождении, учение о деловых отношениях и учение о правлении, или о государстве.

Существует, великий государь, старинный рассказ о том, как однажды собралось множество философов в присутствии посла чужеземного царя и каждый всеми силами старался показать свою ученость и мудрость, чтобы послу было что рассказать царю об удивительной мудрости греков. Но один из них молчал и ничего не говорил, так что посол, обратившись к нему, сказал: «А что, по-твоему, я должен сообщить царю?» — И тот ответил: