Шрифт:
Закладка:
Знаток писаний сказал:
««Путь Неба» в том, чтобы любить жизнь и ненавидеть смерть, любить награды и ненавидеть наказания. Поэтому оно «побуждает светлое начало» находиться на [солнце, которое] полно, и «распространять свои милости и благодеяния», [побуждает] «темное начало» «скрываться в [местах, которые] пусты», и «быть помощником светлого начала». Светлое начало твердо, темное начало мягко, самый младший брат не может превзойти самого старшего. Это значит, что Небо низко ставит зиму, но высоко ценит весну, возвеличивает светлое начало, но умаляет темное начало. Поэтому истинный царь, обратясь лицом к югу, устраивает [дела] Поднебесной, поворачивается спиной к темному началу и обращается навстречу светлому началу, «выдвигает на передний план внутреннюю духовную силу и отодвигает на задний план наказания». Если иней и снег выпадают поздно, пять хлебов еще [успевают] созреть. Но если летом идет град и падает туман, вся тьма существ несет ущерб. Из этого видно, что «сделать суровыми наказания с целью устроить государство — все равно что полагаться на осень и зиму с целью дать созреть хлебам». Поэтому «законы и указы суть орудия для определения наказаний за проступки», а не [средства] подобного ветру воздействия, [свойственного] совершенному устроению. По этой причине в древности мудрые цари усердствовали [в преподании] своих наставлений при помощи внутренней духовной силы и не спешили [с применением] своих наказаний, наносящих и не наносящих увечья. Когда «сеть [законов была так редка, что ее ячеи] давали ускользнуть рыбе, [способной] проглотить корабль», то, наказывая, [государи в то же время] «внимательно рассматривали [наставления при помощи внутренней духовной силы, которые они давали] в [области] за пределами [досягаемости закона, так сказать,] плотничьего шнура, намазанного тушью»; что же касается[2134] последствий этого, то никто из народа не нарушал запретов».
СВИТОК 10
Глава 55
Наказания и внутренняя духовная сила
Сановник сказал:
«Указы — то, пользуясь чем наставляют простолюдинов, законы — то, пользуясь чем требуют к ответу за преступления. Если указы суровы, то простолюдины осмотрительны; если законы установлены, то преступления запрещены. Если ловчая сеть редка, то зверь убегает из нее; если [сеть] закона редка, то преступления «ускользают» из нее. Если преступления «ускользают» из нее, то простой народ распущен и разнуздан и легкомысленно относится к нарушению запретов. Поэтому, если запреты не являются неотвратимыми, то [даже] трусливые люди будут надеяться на незаслуженное везенье; если наказания заслуживают доверия, то [даже разбойники] Чжи и Цяо не станут совершать преступлений. Когда в древности «создали пять наказаний» и стали «ранить кожу [и мясо осужденных]», то народ «перестал нарушать правила»[2135]».
Знаток писаний сказал:
«Когда дорог и тропинок много, люди не знают, по какой направиться; когда законов и указов много, простолюдины не знают, чего избегать. Поэтому, когда истинный царь устанавливает законы, они ясны, как солнце и луна, отчего народ не сомневается; они всем известны, как большая дорога, отчего народ не заблуждается. Живущие в уединении в отдаленных краях [ — и те] четко знают их, все невежественные девицы и темные женщины [ — и те] знают, чего избегать. По этой причине законы и указы не нарушаются, тюрьмы при дворе и на местах не используются. В старину законы Цинь были многочисленней, чем сорные травы осенью, а «сеть их была чаще», чем [сплошной слой] застывшего жира; однако «высшие и низшие стали обманывать друг друга», «мошенничество и обман появились [в изобилии], как первые ростки»; «[чиновники], имеющие собственное веденье, [пытались] навести [среди] них порядок», [действуя, как те, что, стремясь] избавить от воспаления, бьют [больного] по ожогу; они не смогли остановить преступлений, и не потому, что «сеть [законов] была редкой» и «преступления ускользали из нее», а потому, что упразднили нормы поведения и справедливость и полагались на наказания, наносящие и не наносящие увечья[2136]. Теперь статуты и указы [насчитывают] сто с лишним глав, записанных на связках бамбуковых дощечек, их тексты много[речивы], названия преступлений многочисленны; когда [должностные лица] округов и [удельных] государств применяют их, они сомневаются и колеблются, иногда [выносят слишком] мягкие, иногда [слишком] суровые [приговоры]; если уж чиновники, сведущие и искушенные [во всех тонкостях законов], не знают, чего придерживаться, то что же говорить о невежественном народе? Статуты и указы покрываются пылью и поедаются книжным червем в помещениях хранилищ; если уж чиновники не в состоянии посмотреть их все, то что же говорить о невежественном народе? Вот почему вынесение приговоров по судебным делам происходит все чаще, а нарушений запретов простолюдинами случается все больше[2137]. [В «Классической книге стихов» сказано:] «Пожалейте меня, нуждающегося и малоимущего, что должен буду [сидеть] в местной тюрьме или в тюрьме при дворе; с пригоршней зерна [для жертвоприношения духам] выхожу гадать, как смогу прожить». Стихотворец язвительно критикует [здесь] многочисленность законов о наказаниях. Разновидностей траура по родственникам очень много, но если сократить [их] число, [приравнивая одни к другим], более высокого или более низкого [порядка], то [степеней] траура окажется не больше пяти; «разновидностей пяти наказаний три тысячи», но если «сопоставлять наказания, [приравнивая одни к другим], более высокого или более низкого [порядка]», то [видов] наказаний окажется не больше пяти. Поэтому путь устроения простолюдинов состоит только в том, чтобы стремиться быть усердным в своих наставлениях[2138]».
Сановник сказал:
«Знаток писаний говорит, что «когда истинный царь устанавливает законы, они всем известны, как большая дорога». Теперь [скажу:] дорога [Сына Неба] для быстрой езды[2139] [тоже] не маленькая, но простолюдины открыто нарушают [касающиеся] ее [указы] из-за легкости наказания за это преступление. Люди не относятся легкомысленно к тому, чтобы взобраться на высоту в тысячу
