Шрифт:
Закладка:
– Ну что ж, – молвил отец Тома, – если тебе больше нечего сообщить своему духовному отцу, то разговор, пожалуй, следует прекратить. Святая церковь, сын мой, будь уверен, примет меры к уничтожению ереси, объявившейся у нас так неожиданно. Женщина эта, надеюсь, все еще в замке, никуда не выезжала?
– Как раз наоборот! Сегодня утром они вдвоем поскакали в сторону Парижа.
– Вот, значит, что… – с видимым огорчением протянул капеллан. – Получается, она улизнула? Что же ты раньше мне не сказал?
– Да ведь только вчера я услышал от нее такие речи.
– А зачем она поехала в Париж? Вернется ли обратно?
– Почем мне знать. Наверно, это ухажер потащил ее с собой.
– Какой еще ухажер?
– Рыцарь, брат графини.
– Гастон де Ла Ривьер?
– Ну да, я же говорю, они уехали вместе. Сдается мне, этот рыцарь тоже…
– Что? – насторожился капеллан.
– Не иначе как оба – одного поля ягоды.
– Почему ты так решил?
– Да ведь если он ее защищает, значит, оба ведут богохульные речи. Не разделяй он взгляды своей красотки – стали бы они спать вместе?
– А об этом тебе откуда известно?
– Большого ума не нужно, чтобы это понять, – ответил Аселен, незаметно трогая свои ягодицы.
– Стало быть, ты считаешь, что Гастон де Ла Ривьер, брат хозяйки замка, – тоже еретик?
– Я уверен в этом, отец Тома; их обоих следует арестовать и подвергнуть допросу, а потом, если не признаются, – пытке.
– Это не нам с тобой решать, сын мой. А пока надлежит немедленно же принять меры. Ах, если бы знать, куда это они оба отправились; было бы сподручно взять обоих так, чтобы никто не помешал. Однако если они укрылись во дворце Святого Павла – не избежать скандала, ведь Ла Ривьер любимец короля. Дело может окончиться бунтом светской власти против церковной, ибо вторая – власть над умами, а первая – над телами.
– Но мы еще не знаем, во дворце ли они.
– Это верно, но как же узнать?
– Может быть, об этом скажут дети?
– Дети госпожи графини? С чего это взбрело тебе в голову?
– Да так, ведь Эльза гувернантка, всегда с ними; могла и обмолвиться. Сам разговор о поездке мог состояться в присутствии детей; вам не приходило это на ум, святой отец? Попробуйте-ка наведайтесь к ним. Как знать, не появится ли ниточка, которая и укажет на след.
Отец Тома облизнулся: неплохая идея. Отчего бы и в самом деле не попытаться разузнать?
Они еще какое-то время поговорили, после чего капеллан покровительственным жестом отпустил собеседника:
– Сын мой, ты верно служишь матери нашей – Церкви. Господь воздаст тебе на этом и на том свете по заслугам твоим. Ступай и помни: никто не должен знать о нашем разговоре.
– Я буду нем, как могильная плита, отец мой.
И Аселен ушел. Вслед за ним немного погодя направился к башне и капеллан.
Дети собирались отправиться на верховую прогулку. Кормилица и нянька хлопотали с выбором одежды: небо хмурилось, и трудно было сказать, пойдет дождь или нет. Поэтому детей начали уговаривать остаться дома, но они выразили бурный протест, обещая пожаловаться матери на неповиновение слуг. Они уже были почти одеты, когда вошел отец Тома. Нянька, кормилица и горничная в недоумении воззрились на него. В самом деле, с какой радости капеллану вздумалось вдруг заявиться к детям в покои? Вроде бы в церкви были, молитвы за трапезой прочли… Священник посмотрел на них, перевел взгляд на детей и решил, что присутствие женщин ему не помешает, скорее наоборот. Как хорошо, что он поторопился, – еще бы немного… Когда это дети вернулись бы, а между тем дорога каждая минута.
– Вижу, собрались на прогулку, как обычно? – елейным голоском пропел он, не сводя глаз с детей. – Что ж, это благое дело и лишь пользу принесет, хотя день нынешний и не располагает к таким путешествиям.
– Мы все равно поедем, отец Тома, и не вздумайте нас отговаривать, – твердым голосом объявил Готье. (Дворянская кровь уже заговорила в нем.) – Таково наше с сестрой желание!
– Я и не собираюсь перечить вам в этом, – смиренно ответил капеллан. – Я пришел совсем по другому делу. Мне хотелось побеседовать с вашей гувернанткой о спасении души, но я почему-то не вижу ее здесь. Быть может, она у себя? Или вы решили отправиться без нее?
Агнесса, примеряя белый берет с красным пером и глядя при этом в ручное серебряное зеркало[60], обернулась:
– Они с дядей поехали искать орлиный камень.
– Искать орлиный камень? – как эхо повторил капеллан, силясь осмыслить услышанное. – Но зачем?
– Ах, откуда мне знать?
– Впрочем, не мое это, конечно, дело. А куда же это они поехали, дитя мое? Далеко ли?
– Да нет, совсем близко; дядя говорил что-то… – Агнесса повернулась к брату. – Что он говорил, Готье? Кажется, куда-то на юг?..
– Да, сначала в Париж, а оттуда в Бретиньи, к развалинам, где живет отшельник.
– В Бретиньи? – вскинул брови отец Тома. – Удивительно. Что же это за отшельник? По-видимому, монах?
– А я знаю? Да вам-то зачем? Что это вы все выспрашиваете? Вам же сказали: она уехала.
– Я это слышал. Но хотелось бы знать, когда она вернется.
– Вот еще, кто же скажет? Может, завтра, а может, через день или два.
– Через день или два… Значит, к югу от Парижа… – повторял капеллан, думая о чем-то.
– Ах, да ведь это «Божья кара», святой отец, – подала голос кормилица. – Вы что, с неба свалились, что не слышали об этом?
– Нет, почему же, конечно, слышал…
– Вот туда они и поскакали.
– А-а, ну что ж, тогда мне все понятно. Приятной вам прогулки, дети мои, не смею вас больше задерживать. Бог даст, не будет ливня.
И отец Тома, натянуто улыбнувшись, вышел.
Глава 15
Туника короля Жана
Во дворце Сен-Поль еще не все было готово к приему венценосных особ – то тут, то там велись отделочные работы. Однако здесь уже можно было жить, и двор обосновался в западной части дворца, ближе к церкви. Сейчас здесь всего две улицы: с запада – Сен-Поль, с востока – Пти-мюс (Petit muce). Эта, восточная, оказалась вскоре весьма капризной особой – то так ей нравится, то этак. Пройдет всего десять
