что ты умрёшь.

Лёд пропитал мои вены, и ужас наполнил меня.

— Миша, это не ты. Ты не говоришь об убийстве невинных людей… убийстве кого-то, как будто это пустяк. Это не ты.

— Не думаю, что это пустяк, — признался он, сжимая мышцы. — Но я должен это сделать. Он показал мне дорогу. Он научил меня всему, когда выбрал меня. Он показал мне, как скрыть это, и это сработало. Я планировал это в течение многих лет.

Лет?

Я покачала головой, потрясенная тем его словами и испуганная тем, что это была правда, и что он был прав… я никогда не видела этого. Потому что, если бы это было так, я не смогу исправить это, исправить его.

— Как ты думаешь, кто стоял за Райкером? Он никогда раньше не приходил в тренировочные помещения, но однажды он пришёл, и именно в тот день, когда ты решила показать свою благодать? — он усмехнулся, увидев ужас, отразившийся на моём лице. — Как ты думаешь, кто подтолкнул его к страху и гневу? Кто, по-твоему, дёргал за эти ниточки?

Моё сердце запнулось, я покачала головой.

— Нет.

— Да.

— Нет, — прошептала я. — Нет. Ты не мог этого сделать. Он убил мою маму. Он убил её…

— Она должна была уйти, — выплюнул он, и я напряглась от отвращения, которое сочилось из каждого его слова. — Она поняла, что Тьерри совершил ошибку. Ты никогда не видела этого, но опять же, я не удивлён. Всегда всё касалось только тебя… то, какой жизни у тебя не было, то, как тебе было скучно, и как ты была одинока и как ты никогда не найдёшь никого, если останетесь в общине. Всё всегда крутилось вокруг того, чтобы убедиться, что ты была в безопасности, и ты была защищена. Всегда это касалось только того, насколько ты важна, чего ты хочешь и в чём нуждаешься, и это никогда не касалось меня! — взревел он, сотрясая землю.

Я вздрогнула от правдивости его слов, потому что это была я. О Боже, вот такая я была.

— Это никогда не касалось меня, пока он не выбрал меня и не показал мне путь. И он знает, что я добьюсь успеха благодаря тебе… ты не убьёшь меня. Ты не можешь, — его грудь поднялась с глубоким вздохом. — Поэтому, хоть раз в жизни ты выслушаешь меня и пойдёшь со мной. Если ты этого не сделаешь, я заставлю тебя, и тебе это не понравится.

Сдавленный звук вырвался из моего горла.

— А Клей?

— О, я не имею к этому никакого отношения. Он был просто придурком, который, очевидно, решил свести с тобой счёты, — сказал он. — Хотя сомневаюсь, что он намеревался убить тебя. Думаю, он просто хотел напугать тебя. Маска была приятным дополнением. Я позаимствовал этот фокус.

Мой желудок скрутило ещё сильнее.

— Миша, пожалуйста… Ты не можешь стоять за этим. Кто-то обратил тебя. Кто-то у кого…

— В кои-то веки мне показали, как я важен! — заорал он, и я резко дёрнулась.

Я вздрогнула.

— Кто «он»?

— Предвестник, — сказал Мина, и улыбнулся. — Он уже был здесь. Он то, за чем они охотятся и никогда не найдут. Он показал мне, что грядет, Тринити, — Миша покачал головой. — Ты будешь частью этого.

— Как? — потребовала я, глубоко задышав. — Как я буду частью этого, и что потом? Ты разорвёшь узы, а потом убьёшь меня? Что с тобой происходит, Миша? как ты будешь уживаться с сами собой после всего этого? Я доверяла тебе. Я люблю тебя, и ты можешь это сделать? Со мной? С нами?

— Я могу, и я сделаю, — сказал Миша, вздёрнув подбородок. — И, Трин, никогда не было никаких «нас». Всегда была только ты.

Это было хуже, чем пощёчина. Это был нож в сердце.

— Настало время для новой эры.

— Новая эра? — я покачала головой. — Ты что, с ума сошёл?

Миша внезапно бросился на меня, не дав мне возможности усомниться в том, что он однозначно намерен сделать то, что он утверждал. И, возможно, это был шок от всего этого. А может быть, дело было в том, что я не могла поверить в то, что было прямо передо мной, но в любом случае, я просто как вкопанная стояла на месте.

Первый удар сбил меня с ног, оглушив. Второй удар, пинок ногой в спину, разбудил меня к чёртовой матери. Я вскочила на ноги и, ловя ртом воздух, отпрыгнула в сторону, третий удар так и не нашёл своей цели.

— Ты истощена. Ты использовала благодать. Тебе следовало остаться лежать, — сказал он.

— Уж тебе-то не знать.

Губы Миши растянулись в презрительной усмешке.

— Да будет так.

Затем он перевоплотился, рубашка порвалась, а кожа превратилась в камень. Он атаковал меня быстро и резко, ошеломляя своей жестокостью.

Бороться с Мишей было всё равно, что бороться с самой собой, если бы я была Стражем, падающим по неконтролируемой спирали ярости. Он отклонял почти каждый удар, который я посылала в его сторону, и кулаки Миши встречались с частями моего тела больше раз, чем я могла сосчитать. Это было дико и грубо, и я чувствовала всю ненависть, которую Миша хранил и накапливал в себе плоть до этой самой минуты, с каждым ударом кулака и пинка, последний из которых поставил меня на колени.

Кровь хлынула из носа и рта. Губа по ощущения была изувечена. Рассечена. Я выплюнула полный рот крови, руки дрожали, когда я поднялась на ноги. Я отказалась смотреть на скрюченное тело Зейна, зная, что не могу позволить себе отвлечься, и снова бросилась сражаться с Мишей.

Он сердито замахнулся на меня, едва не вонзив когти мне в живот. Он был быстр в своей атаке, резал и колол меня, и в итоге припёр меня к стене дома.

Несмотря на всё это, его слова продолжали возвращаться ко мне, слова, которые он говорил мне снова и снова в течение многих лет обучения.

Борьба, это просто ожидание следующей атаки. Найди мышечный тремор. Смотри, куда смотрит Миша… где он позиционирует своё тело… Он без слов скажет тебе, куда собрался нанести следующий удар.

Но этого было не достаточно.

У нас с Мишей были равные силы, и он знал все мои движения, все мои слабости. Я знала, что он сможет победить меня.

Удар Миши пришёлся мне в челюсть. От удара я запрокинула голову и снова рухнула на землю. Я перекатилась на бок и застонала, моргая затуманенными глазами. Я попыталась сесть, но боль снова опрокинула меня на выжженную траву. Задыхаясь,