Шрифт:
Закладка:
До лагеря ляхов оставалось около двадцати сажен. Князь Хольти остановился, крепко стиснув в руке поводья. На него смотрели полные некоторого удивления холодные усатые лица.
— Что тебе нужно, князь?! услышал Всеволод басистый, зычный голос бирича.
— Хочу видеть своего брата, князя Изяслава, и держать спим речь.
— Князь Изяслав не брат более тебе! — раздался после долгого молчания тот же голос. — Но из сострадания к людям невинным, кровь коих прольётся нынче на поле брани, он будет говорить!
— Жду его посреди поля, на равном удалении от обеих ратей, — ответил Всеволод, ощущая с неприязнью, как тело его прошибает пот и рубаха под кольчугой прилипает к спине.
Отъехав в сторону, он с надеждой смотрел на плотно сомкнутые ряды ляхов. От волнения на щеках его выступил румянец.
Наконец, Изяслав на вороном скакуне, в сверкающих на солнце золочёных доспехах, в шеломе с крылатым архангелом появился справа от стены пешцев и галопом вылетел Всеволоду навстречу. Лицо его, мрачное и злое, бронзовое от вешнего загара, со всклокоченной, задранной кверху короткой бородой, выражало тупую решимость.
Всеволод поначалу даже и не узнал в этом совершенно чужом, до предела озлоблённом человеке родного брата. Как же сильно изменили его четыре года изгнания!
Изяслав круто осадил коня в двух шагах от Всеволода и хрипло спросил:
— Почто звал?
— Брат... — начал было Всеволод, но Изяслав резко перебил его:
— Рази не слыхал ты сказанного?! Я те отныне не брат, князь Хольти! Молви, какое у тя ко мне дело!
— Не мысли так и не держи на меня зла. Забудем прошлое, — стараясь говорить как можно спокойнее, отмолвил Всеволод.
На челе у него выступил пот, пальцы рук предательски задрожали.
Изяслав вдруг сорвался, зашёлся в крике.
— Нет, Всеволоде! Вы со Святославом в изгоя мя превратили! Подаянья просить заставили! Униженья великие претерпел я из-за вас! Пред ляхами, пред немцами на коленях стоял, помочь вымаливал! А топерича баишь ты о забвеньи?! Смеешь братом мя звать?! Нет, князь! Нету те прощенья! Ни на ентом, ни на том свете нету!
— Послушай меня, Изяслав! Не горячись понапрасну! — ответил ему Всеволод.
Он смело смотрел в распалённое гневом лицо брата и упрямо и твёрдо гнул своё:
— Ты подымаешь меч не на того, кто виновен в твоих бедах! Ибо не я, но Святослав, упокой Господь его душу, выгнал тебя из Киева! Он, но не я порушил отцовый ряд! Я же хочу справедливости. Ты, князь, езжай с миром в Киев. Никто не станет противиться этому. Ибо за тобой — право старшего в роду. Так заповедовал нам отец.
— Да, сладко запел ты о справедливости, княже! Почто ж тогда шёл супротив меня, со Святославом вместях?! — зло щурясь, спросил Изяслав.
— Потому и шёл, что покойник грозил лишить меня, слабого и беззащитного, Переяславля. Тогда или разделил бы я твою участь, или кости бы мои сгнили давно на поле бранном. Не было выбора у меня, князь. Сам ведаешь: Святослав в великую силу тогда вошёл... Но то дела прошлые. Теперь иное. Помни о Господе, Изяславе. Молю тебя: иди с миром в Киев!
В словах Всеволода слышались волнение и горечь.
— Ну, пущай тако, княже, — утвердительно мотнул головой Изяслав. — Сяду я в Киеве. Но вот... Он указал на польское войско. — С ими как быти? Волыни жаждут ляхи.
— Заплатим Болеславу серебром, убедим не ходить к Киеву. А о Волыни сам промышляй. Это теперь твоя земля... брат, — добавил Всеволод и обвёл вокруг себя рукой.
Изяслав молча кивнул. Нахмуренное чело его понемногу разгладилось, по лицу пробежала мечтательная улыбка.
«Фу, слава Христу, вроде удалось». — Князь Хольти вытер со лба пот.
— Давай же обнимемся перед воинством в знак примирения. И да воцарятся мир и покой на Русской земле! — возгласил он.
Спрыгнув с коней, братья заключили друг друга в объятия.
В эти мгновения Всеволод не испытывал досады, что вынужден уступить, отдать власть другому, человеку, который, хоть и был ему братом, но всё-таки, положа руку на сердце, не имел с ним ничего общего, а был, по его мнению, жалок и ничтожен.
Радость, что сотворилось всё, как он и хотел, заслонила собой горечь вынужденного отступления, и он от души обнимал Изяслава, всего словно бы насквозь пропитанного каким-то чужим, нерусским духом.
Вдруг до слуха Всеволода донёсся непонятный гул. Подняв голову, он с тревогой огляделся по сторонам.
Люди Изяслава — дружинники, челядь — с ликованием выбежали навстречу Всеволодовой рати, понимая, что после долгих лет скитаний они наконец-то возвращаются к своим домам и семьям. Их радостно приветствовали столь же бурно выражающие свой восторг воины Всеволода. Прямо посреди поля они обнимали друг друга, целовали, жали руки, а Хомуня, невесть откуда раздобыв вино, подносил чару всем желающим.
Общее оживление охватило и Владимира, который поначалу с сомнением и недоверием взирал на радость ратников.
Сойдя с коня и сняв с головы булатный шелом, он со слабой улыбкой взглядывал вдаль, туда, где посреди поля Всеволод и Изяслав о чём-то мирно беседовали.
«Да, мудр отец. Сотворил-таки мир, уговорил», — думал молодой князь.
Но тотчас тревожным набатом ударила ему в голову иная мысль: «Что будет дальше? Как жить? Ведь Изяслав — он слаб, он слушает чужие недостойные советы. Верно, отыщутся такие, кто ввергнет меж ним и отцом меч. И тогда... Снова кровь, снова усобье. А может, обойдётся? Может, всё будет иначе? Не проникнуть в грядущее, не угадать. Всё бо в Руце Господней».
Владимир вздохнул и, как чёрных воронов, отогнал прочь тяжёлые думы.
Глава 88
РАДОСТЬ ГЕРТРУДЫ
Всеволод и Изяслав весь вечер ходили по лагерю между кострами, у которых шумно пировали воины. Уже ближе к ночи, усталые и довольные, они направили стопы в большой Изяславов шатёр и опустились на кошмы.
Великий князь с наслаждением вдыхал полной грудью и никак не мог надышаться воздухом Русской земли.
Благоухали травы, цветы, деревья, свежестью обдувал лицо льющийся с реки ветерок — запахи были совсем не те, что на чужбине, он соскучился по ним, по всему тому, что имел когда-то и что потерял. В глазах его уже давно исчез гнев, теплилась в них тихая, спокойная радость, а ещё благодарность — да, благодарность Всеволоду, который вернул ему всё это, вернул родину, вернул отчий стол, вернул