– Этот – вам, – усмехнувшись, Велимор поднялся и, подойдя к плачущему отроку, взял его за подбородок, заглянув в глаза. Увидел в них страх, улыбнулся удовлетворенно и махнул рукой слугам: – Снимите с него рубаху и подвесьте за ноги.

Отрок трепыхнулся было – куда там! Сильные руки враз сорвали с него рубаху, привязали к ногам веревку:

– Куда вздергивать, господине?

Молодой волхв огляделся.

– Да, вон, хоть на эту сосну, – он кивнул на кривое, росшее прямо напротив идолов дерево.

Слуги споро исполнили приказание. Любопытствуя, Малибор и Кармана подошли ближе. Велимор все с той же усмешкой, вытащив из-за пояса нож, ловко надрезал висящему вниз головой отроку вены. Закапала кровь, дымящаяся, густая, похожая цветом на темное ромейское вино. Молодой жрец слизнул ее с ножа, обернулся… Всякое повидали Малибор и Кармана, но того, что произошло дальше, не видели уже давно! Велимир вдруг крутнулся на пятке, взвыл, словно волк, и, отбросив нож в сторону, принялся зубами грызть несчастному отроку шею… Тот несколько раз дернулся, заверещал…

Когда все было кончено, Велимор повернул к жрецам окровавленное лицо. В широко открытых глазах его светилась радость.

Малибор и Кармана переглянулись и одобрительно хмыкнули. Похоже, именно того человека прислал Вельвед… того, кого надо.

– Ах да, чуть не забыл. – Посланец улыбнулся и, вытащив из заплечного мешка узкий стальной прут, проткнул жертве сердце.

Кармана, подойдя, положила руку на плечо молодого жреца:

– Теперь наша очередь.

Вместе с Малибором они подтащили так и не пришедшего в сознание парня к глубокой, прикрытой старым лапником яме, полной ядовитых змей, и, без лишних слов столкнув его туда, выпрямились, отряхивая от налипшей земли руки.

Еще не успокоившийся до конца Велимор с любопытством заглянул в яму – жуткие скользкие кольца, темно-серые, шевелились, словно дождевые черви.

– Неплохо придумано, – тяжело дыша, кивнул он. – Похоже, он уже мертв.

– Боги приняли жертвы! – Малибор с Карманой, одновременно упав на колени, воздели руки к небу и заголосили. Тем временем слуги занялись бараном…

Велимор присоединился к ним, вспоминая всех богов, которых знал… и которых велел обязательно вспомнить жрец Вельвед. Как же их? Кром… Мадг… Морриган… Главный, кажется, Кром. Кром Кровавый – Кром Кройх. Да, не забыть бы отрезать голову… И тому, что в змеиной яме. Впрочем, вряд ли кто туда полезет, придется обойтись одним. И еще одно не забыть…

Подняв с земли нож, молодой жрец стесал со ствола дерева часть коры и окунул палец в лужу натекшей у корней крови…

Солнце еще не успело склониться к полудню, как вся компания, отмывшись от крови в холодной воде Волхова, погрузилась в узкую стремительную ладью. Слуги выгребли на середину реки и поставили парус.

Дивьян очнулся от ощущения чего-то холодного, мерзкого, ползающего словно бы по всему телу. Сдерживая стон, он чуть приоткрыл глаза – и увидел прямо перед собой узкую змеиную морду. Немигающе пусто смотрели глаза гада, узкий раздвоенный язычок щекотал губы. Дивьян подавил дрожь. Подумаешь, очутился в яме со змеями, эко дело! Могло быть и хуже – бросили б, оглушенного, в Волхов, лежал бы сейчас на дне, с русалками. Они такие же, как змеи, – склизкие, с хвостами. И с ними – верховный их господин, Ящер.

Сидит, сидит Ящер

Под ракитовым кустом…

Нет, петь, пожалуй, не надо. Мало ли, не понравится хозяевам ямы. Вон их тут сколько! Шипят, ползают… Но вроде спокойны. Ежели сразу не укусили – есть шанс выбраться, главное, их не тревожить. Змея – зверь бесхитростный, нервный, каждого куста боится, со страху и цапнуть может. Дивьян, как и любой охотник из весянских родов, ползучих гадов ничуточки не боялся. Знал – человек для змеи не добыча, проглотить его она не сможет, и даже палец отгрызть, в отличие, скажем, от хорька иль куницы, неспособна вовсе. Мирная несчастная тварь. Поди-ко, поползай на голом брюхе! Труслива, всего опасается, врагов у нее хватает – и колючий зверь неглик-еж, и хищная птица. Бедная, бедная змея, кю, как ее прозывали весяне. Надо только не шевелиться, лежать спокойненько – эвон, солнышко-пяйвяйн поднимается, светит все ярче, пригревает. Недолго будут кю-змеи в своей яме сидеть, выберутся на охоту или так, подремать на солнце, свернувшись колечком на каком-нибудь горячем камне. Лежи себе, шевели хвостом – хорошо! Только вот птицы… Сожрут ведь и, как звать, не спросят. Глаз да глаз за ними. А глаз у змейки подслеповатый, почти ничего, прямо сказать, и не видит, заместо глаз да рук – один язычок раздвоенный, а язычком не больно-то птицу почуешь. Потому лучше б не на камне греться, а где-нибудь рядом. Да только не понимает этого змея – мозгов мало, вот и выползает на камень, а тут уж ее коршун-птица – хвать! – хорошее, вкусное мясо. Или неглик-еж подкатится незаметно, или барсук – вот уж зверь хитрющий, не то что змея. Вона, солнышко-то печет, припекает. Ползите, ползите, змейки, грейтесь да лягух-тритонов ловите. А покуда главное – не напугать, не шевельнуться невзначай, а то ведь точно – укусят со страху-то! А голова прямо раскалывается… Это тот, длинный, приложил каменюкой. Эх, не везет в последнее время Дивьяну, нигде счастья нет, куда ни кинь! То этот гад Олисей чуть нож под ребро не всунул, то вот теперь… Кабы не Хельги-князь, валялся бы тогда близ хором, под деревьями, мертвый. Хорошо, выскочил тот коршуном, быстро спеленал Олисея… Олисея? Онгуз – имечко его гнусное, и никакой он не квасник вовсе – волхв иль помощник волхвов. Хорошо, что все так обернулось. Оказывается, в корчме-то у Ермила Кобылы Хельги-князь соглядатаев своих давно уже имел, а уж те каждый день отчитывались, когда – перед князем, когда – перед доверенным его человеком, Ирландцем, вот и мужик тот, в синей рубахе, на волосатой груди распахнутой, что встретился по пути Дивьяну, таким соглядатаем оказался. Тут же и велел князь позвать к себе Дивьяна, все повыспросил, велел малую кольчужицу под рубаху поддеть да исполнить все, как просил Олисей, Онгуз то есть. Дивьян и исполнил – так и схватили вражину. Что уж там князь с Ирландцем у Онгуза этого вызнали, Дивьяну то не особо и интересно было, выпросил у воеводы своего, Снорри, свободный денек, да с утречка пораньше отправился на тот берег Волхова, навестить сестрицу названую,