– Да.

– Хорошо. Я буду Рыжий.

Советник смерил взглядом его типичные русые стриженые волосы.

– Ладно, – согласился он, – а почему всё-таки Рыжий, если не секрет?

– Не секрет. В честь погибшего друга.

– Хорошо, – кивнул Антон Александрович.

В Славянске не было электричества, украинские войска повредили подстанцию, и в штабе Народного ополчения Донбасса царил полумрак. Дрожал огонёк свечи, стоявшей в стеклянной банке на столе, и тени плясали по стенам и фигурам присутствующих. Днём в городе прошли праздничные мероприятия – было исключительно важно показать друзьям и врагам, что город не сломлен и сопротивляется – но настроение командующего было далеко не праздничным. Несколько дней назад противник захватил высоту Карачун, что существенно осложнило положение Славянска, попытки отбить её вновь успеха не имели. Не хватало вооружения. И не хватало людей.

Прибывших новичков, седого шахтёра и молодого парня, Игорь Иванович Стрелков принимал лично.

– Я не буду скрывать, положение у нас сложное, – сказал командующий, – кроме того, через два дня референдум, и мы обязаны обеспечить его безопасность. Представьтесь, откуда Вы, чем занимались до войны? – спросил он старшего по возрасту, рассматривая рукописную рекомендацию.

– Шульга Юозас Станислафасофич. Сорок семь лет. Шахтёр, шил и рапотал в Тонецке.

– Семья есть?

– Шена погипла нетелю назад при обстреле. Точка есть.

– И с кем дочка осталась?

– Так фзрослая уше, тофарищ комантующий, – Юозас впервые слегка улыбнулся. – Тфатцать лет точке. Сама уше в ополчении.

– Хорошо, – кивнул Стрелков. – А Вы? – обратился он к младшему.

– Гостюхин Роман Алексеевич. Двадцать семь лет. Из Новосибирска. Семьи нет, сирота, товарищ командующий.

Тень от свечи прошла по лицу Стрелкова.

– А что с родителями? Здесь погибли, на Донбассе?

– Нет, товарищ командующий, это давно было, в восемьдесят девятом году. Может быть, слыхали, был взрыв газопровода, и сгорели два поезда. У меня там все погибли, а я вот выжил, – Ромка провёл рукой по шраму.

К счастью, в штабе было темно, и только поэтому командующий не увидел, как побелело лицо седого ополченца, как будто ему не хватило воздуха, как непроизвольно дёрнулась рука, чтобы схватиться за сердце, и только громадным усилием воли, вонзив ногти в ладонь, он удержал руку в положении по стойке «смирно».

– Что с Вами, дядя Юра? – тихо спросил Ромка, когда они вышли из здания штаба. – Вам плохо стало?

– Ничефо, – прошептал Юозас, – Не опращай фнимания, пыфает… Сердце прихфатило… Наферное, фозраст. Ничефо страшнофо…

Глава шестая

Ночь выдалась ясная и звёздная, ветер слегка шуршал в молодой листве, да где-то далеко изредка громыхал то ли весенний гром, то ли одиночный выстрел. Впрочем, говорили, в Харькове вечером тоже был салют в честь Дня Победы, но для салюта было поздновато, до Харькова ещё далеко, а до Донецка и Славянска уже далеко. Сплошной линии фронта ещё не было, и до границы Донецкой и Харьковской областей Артёма везли в сумерках на машине – степью, перелесками, грунтовыми сельскими дорогами.

Дальше ему предстояло пройти около десятка километров пешком до условленного места, и проделать этот путь он должен был в темноте, без навигатора, который остался в машине, указав направление из исходной точки – с собой Артём не мог иметь даже сотового телефона – только с ручным компасом и фонариком, пользоваться которым не рекомендовалось, чтобы не обнаружить себя.

Артём слушал степь. Огни селений скрылись за горизонтом, путь освещала только луна и яркие южные звёзды. Впереди справа блестела Полярная, не давая сбиться с пути. Далёкие раскаты затихли, и теперь окружающая темень принадлежала стрекочущим насекомым, лягушкам и ночным птицам. Если бы кому-то вздумалось проехать на машине или даже пройти пешком через эти безлюдные места, он услышал бы издалека и успел бы укрыться в стеблях. Но машин слышно не было, а ночные пешеходы были в это тревожное время маловероятны.

От случайности страховала ночь.

Ночь не могла уберечь лишь в том случае, если враг затаился непосредственно поблизости и ждал на маршруте, ждал именно его.

А враг ждал, ждал тогда, когда Артём уже подходил к посёлку, когда большая, и как казалось, опасная часть пути была уже позади…

Схватка была ожесточённой, но короткой. Шорох в кустах заставил Артёма обернуться, помог ему выиграть какие-то доли секунды, но это его не спасло – он был один, а противников несколько, и они всё-таки обошли его сзади. Последовал удар по голове чем-то тяжёлым, на пару мгновений, кажется, в глазах стало совсем темно, а когда сознание вернулось полностью, он уже лежал на земле поверженный, а враг сидел на его ногах и закреплял на его запястьях наручники, странные какие-то, не такие, к каким он привык в тюрьме – это потом Артём догадался, что пластиковые, как принято у спецподразделений западных стран.

А пока его рывком подняли на ноги. Один из врагов попытался ухватить за волосы, но рука соскользнула по коротко стриженному затылку, и он взял Артёма за ворот.

– Ну что, доигрался, сепар? – это были первые слова, которые услышал Артём.

Он молча сплюнул солёную кровь себе под ноги.

Потом на голову натянули чёрную балаклаву прорезями назад, усадили его в машину. Ехали недолго, затем его завели в помещение – то ли вагончик, то ли что-то вроде металлического гаража, легонько толкнули в спину, и он упал на что-то мягкое.

– Руки расцепи, – попросил Артём.

– Обойдёшься, – ответил тот же голос, и ключ повернулся в замке.

Артём попытался лечь поудобнее, чтобы не так затекали руки, но это получалось с трудом.

Он лежал в полной темноте, ни малейшего луча света не проникало снаружи, значит, окон действительно не было, иначе даже сквозь шапку-маску можно было бы хотя бы понять, горит свет или нет.

Артём сделал