Все они по сфабрикованным материалам были ложно обвинены в принадлежности к военному заговору и проведении антисоветской, террористической деятельности. Во время нахождения под стражей арестованные подвергались нечеловеческим пыткам и истязаниям, однако ложных показаний на себя не давали. А если иногда дух и ослабевал, находили возможность заявить о применявшихся к ним пыткам.

Так, генерал-полковник Штерн, не выдержав избиений, на допросе 27 июня 1941 г. показал, что являлся участником военно-заговорщической организации и агентом немецкой разведки, однако в конце протокола допроса, куда были занесены эти показания, собственноручно написал: «Все вышеизложенное я действительно показывал на допросе, но все это не соответствует действительности и мною надумано, т. к. никогда в действительности врагом, шпионом и заговорщиком я не был».

Генерал-полковник Локтионов в заявлении прокурору 16 июня 1941 г. писал: «Я подвергаюсь огромным физическим и моральным испытаниям. От нарисованной перспективы следствия у меня стынет кровь в жилах. Умереть, зная, что ты не был врагом, меня приводит в отчаяние… Я пишу последние слова — крик моей души: дайте умереть честной смертью в труде за интересы моей Родины — Советского Союза. Умоляю свое правительство — спасите жизнь. Я не виновен в измене Родине. Бывший ген. полковник Локтионов»[299].

Шла война, шла для нашей страны трагически. А опытнейших военных, которые так пригодились бы на фронте, гноили в тюрьме. Вывезенные в г. Куйбышев, 28 октября 1941 г. они по преступному предписанию Берии были без суда расстреляны. Впоследствии подручными Берии Б.З. Кобуловым и Л.Е. Влодзимирским и бывшим прокурором СССР В.М. Бочковым были составлены заключения, в которых несчастных ложно обвинили в различных преступлениях.

Вместе с военными был расстрелян и член партии с 1902 г. М.С. Кедров, бывший при Дзержинском членом президиума ВЧК и коллегии ОГПУ. Он располагал данными о прошлом Берии, и с его стороны Лаврентий Павлович опасался разоблачений. Это заставило наркома внутренних дел пойти на чудовищное преступление: с Кедровым расправились, несмотря даже на то что он, в отличие от товарищей по несчастью, предстал перед судом, да еще каким — Верховным и был оправдан. Берия проигнорировал прямое указание суда о немедленном освобождении старого чекиста из-под стражи.

В особо острые моменты войны Сталин поручал наркому и задания, связанные непосредственно с фронтовыми делами. В 1942–1943 гг. Берия несколько раз выезжал на Северный Кавказ. Задачи ему ставились разные: от организации обороны кавказских перевалов и недопущения немцев в Закавказье до выселения проживавших там малых народов.

Вот какой обмен репликами состоялся в 1953 г. в ходе суда между маршалом И.С. Коневым, генералом К.С. Москаленко и подсудимым:

«Москаленко: Вы признаете, что, будучи на Кавказе, вы всячески саботировали выполнение порученной директивы Ставки Верховного командования об организации жесткой и прочной обороны перевалов Кавказского хребта?

Берия: Я утверждаю, что это обвинение не соответствует действительности.

Конев: Почему вы, имея в своем распоряжении более 120 тысяч человек войск НКВД, не дали их использовать для обороны Кавказа?

Берия: Я утверждаю, что недостатка в войсках там не было. Перевалы были закрыты. Я считаю, что мы провели большую работу по организации обороны Кавказа… Я раньше не говорил, почему я не давал войск НКВД для укрепления обороны Кавказа. Дело в том, что предполагалось выселение чеченцев и ингушей».

В конце концов, в приговоре было записано, что в 1943 г. подсудимый в изменнических целях пытался открыть врагу перевалы Главного Кавказского хребта, что «должно было по преступному замыслу заговорщиков привести к иностранной оккупации Закавказья, и передать в руки империалистических государств бакинскую нефть»[300]. По оценке профессионального юриста А.В. Сухомлинова, эти ничем не подкрепленные формулировки — откровенная глупость.

Но, добавим от себя, глупость с далеко идущими расчетами. Трескучие фразы о неких планах Берии способствовать империалистической оккупации Закавказья должны были скрыть вопрос выселения народов, которые суд «дипломатично» обошел.

Горстки бойцов стояли насмерть на перевалах, сдерживая превосходящего по силам противника, а против мирного населения была брошена целая армия — 19 тысяч оперативных работников НКВД, НКГБ и «Смерш» и 100 тысяч военнослужащих внутренних войск. «За образцовое выполнение специального задания правительства» (читай: выселение в восточные районы СССР 650 тысяч чеченцев, ингушей, калмыков и карачаевцев) Берия был удостоен полководческого (!) ордена Суворова 1-й степени. А в июле 1945 г. сей «полководец» украсил свои тучные плечи погонами Маршала Советского Союза.

К слову, Сталин прекрасно знал, что представляет собой Берия. Собственно говоря, он вырастил руководителя советских спецслужб именно таким, каким хотел. А.А. Громыко вспоминал более чем выразительный эпизод на Ялтинской конференции союзников в 1945 г. Во время обеда, который советская делегация давала в честь американцев и англичан, президент Ф. Рузвельт, имея в виду Берию, обратился к Сталину с вопросом:

— Кто этот господин, который сидит напротив посла Громыко?

Видимо, прежде чем сесть за стол, Лаврентий Павлович не представился Рузвельту. Сталин без тени усмешки ответил:

— A-а! Это же наш Гиммлер. Это — Берия[301].

Что тут добавишь к такой оценке не в бровь, а в глаз?..