– А-а! – вздохнул он, на миг подняв глаза к небу. – Понятно, понятно. У всех у нас жизнь не без горестей, у всех до единого. В женщине дело или с законом, может быть, нелады?

Собственных бед я до сих пор в этаком свете не рассматривал, но, поразмыслив немного, признался, что дело и в том, и в другом.

– Ну, коли так, считай, ты пришел куда следовало и встретил как раз кого нужно. Как тебе нравится сытный ужин нынче же вечером, целая куча новых друзей и горсть орихальков назавтра, прямо с утра? Неплохо ведь, а? По-моему, просто прекрасно!

С этим он отошел назад, к дестрие, рука его мелькнула в воздухе, точно клинок умелого фехтовальщика, и скакун оказался схвачен под уздцы, не успев отпрянуть прочь. Завладев поводьями, мой новоявленный благодетель с тем же проворством, с каким спешивался, взлетел в седло.

– Садись позади! – велел он. – Ехать недалеко, и моя скотинка свезет двоих без труда.

Я так и сделал, хотя с куда большим трудом, так как вынужден был обойтись без помощи стремени. Стоило мне усесться, дестрие, изогнувшись подобно бушмейстеру, едва не тяпнул меня за колено, однако его хозяин, очевидно заранее ждавший чего-либо в этом роде, так приложил его меж ушей бронзовой рукоятью кинжала, что скакун споткнулся и чуть не упал.

– Не обращай внимания, – пояснил незнакомец. Короткая шея не позволяла ему оглянуться, и оттого говорил он левым углом рта, дабы я не сомневался, что слова его адресованы мне. – Скотинка у меня превосходная, в бою – просто зверь. Это он так, для порядку, чтоб ты знал ему цену. Вроде инициации, понимаешь ли. Знаешь такое слово?

Я ответил, что со значением сего слова, пожалуй, знаком.

– Без подобных вещей ни одно стоящее сообщество не обходится, вот увидишь – я сам в этом на опыте убедился. И еще ни разу в жизни не видал испытаний, с которыми парень хваткий, смышленый не смог бы справиться, а после посмеяться над ними от всей души.

С этим загадочным ободрением он вонзил шпоры невероятной длины в бока дестрие, будто вознамерился выпотрошить его на месте, и мы помчались, полетели вдоль дороги, волоча за собою шлейф пыли.

Проехавшись на скакуне Водала по окрестностям Сальта, я в силу невежества рассудил, что все дестрие, сколько ни есть их в мире, делятся на два сорта: животных породистых, резвых и вялых, медлительных скакунов не столь благородных кровей. Лучшие, полагал я, бегут легко, грациозно, словно гончие коты, а те, что похуже, движутся настолько неторопливо, что легкость поступи уже не важна. Однако излюбленная максима одного из наставников Теклы гласила: любое бинарное суждение заведомо ложно, – и во время этой поездки я проникся к нему нешуточным уважением. Скакун моего благодетеля принадлежал к еще одному, третьему (и, как я с тех пор убедился, весьма распространенному) сорту, охватывающему животных, способных обогнать летящую птицу, но при этом бегущих словно по каменной мостовой на ногах из железа. Вдобавок мужчины, как всем известно, обладают множеством преимуществ над женщинами и в силу сего обстоятельства испокон веку служат им защитой и опорой, однако женщины также могут похвастать кое-каким немалым преимуществом над мужчинами: от начала времен ни одной из них ни разу не довелось защемить органов размножения меж собственным тазом и костлявым хребтом подобной скотины, идущей галопом. Меня же, прежде чем мы остановились, сия напасть постигла раз двадцать, если не тридцать, отчего я по приезде на место, наконец-то соскользнув с крупа дестрие и едва увернувшись от удара задним копытом, пребывал не в самом радужном расположении духа.

Остановились мы на одном из небольших укромных лужков, порой встречающихся среди холмов севера, – на более-менее ровном клочке земли около ста маховых шагов в ширину.

Посреди лужка возвышался шатер величиной с добрый крестьянский дом, а перед шатром трепетал на ветру полинялый, черный с зеленым флаг. На травке вольготно паслись несколько дюжин стреноженных дестрие, а среди них столь же вольготно расположилось на отдых примерно столько же оборванцев да горстка весьма неопрятного вида женщин: одни спали, другие чистили доспехи, третьи целиком отдались азартной игре.

– Глядите сюда! У нас новый рекрут! – заорал мой благодетель, спешившись и встав со мной рядом, а затем обернулся ко мне: – Ты, Севериан из Несса, прибыл в расположение Восемнадцатой бакелы иррегулярных контариев, и каждый из нас – боец отчаянной храбрости, если дело пахнет деньжатами!

Оборванцы со своими дамами начали подниматься с земли и неспешно, вразброд, не пряча ухмылок, потянулись к нам. Первым шел некто высокий, однако невероятно худой.

– Вот вам, ребята, Севериан из Несса – прошу любить и жаловать! – продолжал мой благодетель. – Севериан, я – твой кондотьер, зовут меня Гуасахт. А эта жердина, что даже длиннее тебя, – Эрблон, первый мой заместитель. Остальные, не сомневаюсь, представятся сами. Эрблон, у меня к тебе дело. Насчет завтрашних патрулей.

С этим он подхватил длинного под локоть и потащил к шатру, оставив меня в окружении толпы прочих бойцов. Один из самых дюжих – медвежьего телосложения, почти моего роста, но вдвое меня тяжелей – кивком указал на мой фальшион:

– А ножен для него у тебя нет? Дай-ка взглянуть.

Я отдал оружие без возражений: что бы ни произошло дальше, поводом для смертоубийства оно наверняка не послужит.

– Выходит, ты кавалерист, верно?

– Нет, – отвечал я. – В седле, конечно, держусь, однако мастером себя не считаю.

– Но управляться-то с дестрие обучен?

– Я куда лучше управляюсь с людьми, чем со скакунами. Как с мужчинами, так и с женщинами.

Все в один голос расхохотались.

– Тоже сгодится, – сказал дюжий малый. – Верхом ездить все равно придется нечасто, а вот знание женщин – и дестрие – будет тебе хорошим подспорьем.

В слова его вплелся звучный топот копыт. Двое бойцов подвели к нам пегого дестрие, мускулистого, с диким огнем в глазах. Поводья его были разделены надвое и наращены, так что коноводы могли вести его, держась справа и слева, шагах в трех от головы. В седле, насмешливо скалясь, непринужденно восседала растрепанная рыжая, точно лиса, девица, взамен уздечки державшая в руках по хлысту. Бойцы и их дамы радостно завопили, захлопали в ладоши, и пегий, испуганный этаким шумом, вихрем взвился на дыбы, молотя воздух перед собою передней парой копыт – точнее, трезубых роговых наростов, называемых нами копытами, хотя это скорее уж не копыта, а когти, вонзающиеся в тело врага не хуже, чем в землю. Мелькали они с такой быстротой, что глазом не уследить.

Дюжий малый хлопнул меня по спине:

– Этот – не лучший из тех, что у меня имелись, однако вполне неплох, и объезжал я его сам. Сейчас Месроп с Лактаном отдадут тебе поводья, а ты просто сядь на него верхом. Сумеешь оседлать его, не столкнув Дарию, – делай с ней что пожелаешь, пока мы тебя не настигнем. Эй, там, давай! – взревел он, возвысив голос.

Я ожидал, что мне передадут поводья из рук в руки, однако оба разом швырнули ремни мне в лицо, а я, инстинктивно вскинув руки, не поймал ни того, ни другого. В тот же миг кто-то подхлестнул пегого сзади, а дюжий малый издал странный, режущий уши свист. Между тем пегий, подобно дестрие из Медвежьей Башни, был явно обучен бою, а его клыки, пусть даже не окованные металлом, оставшиеся теми же, какими сотворены природой, торчали из пасти, точно кинжалы.