– У меня своя теория насчет людей, которые пишут такие письма, – сказал Карелла. Он взял письмо и посмотрел его на свет. Это был высокий, обманчиво хрупкий мужчина, во внешности которого не было и намека на мощь, но чувствовалась сила. Слегка раскосые глаза и чисто выбритые щеки подчеркивали широту скул и придавали лицу что-то восточное.

– Выкладывайте, Стив, – сказал Бернс.

Карелла постучал пальцем по фотокопии.

– Прежде всего я задаюсь вопросом: зачем? Если ваш шутник замышляет убийство, он не может не знать, что за это положено по закону. Чтобы избежать кары, убивать надо тихо и незаметно, – это ясно. Но нет. Он посылает нам письмо. Зачем он посылает нам письмо?

– Ему так интересней, – сказал Хейз, который внимательно слушал Кареллу. – Перед ним встает двойная задача: расправиться с жертвой и остаться безнаказанным, несмотря на поднятую им самим тревогу.

– Это один вариант, – продолжал Карелла, а Бернс с удовольствием наблюдал, как два детектива удачно дополняют друг друга. – Но есть и другой. Он хочет, чтобы его поймали.

– Как тот мальчишка Хейренс несколько лет назад в Чикаго? – спросил Хейз.

– Точно. Помада на зеркале. Поймайте меня, прежде чем я снова убью. – Карелла опять постучал пальцем по письму. – Возможно, он тоже хочет, чтобы его поймали. Возможно, он боится этого убийства как огня и хочет, чтобы мы поймали его, прежде чем ему придется убить. А вы как думаете, Пит?

Бернс пожал плечами.

– Это все домыслы. Так или иначе, мы все равно должны его поймать.

– Знаю, знаю, – сказал Карелла. – Но если он хочет быть пойманным, то это письмо приобретает особый смысл. Вы понимаете?

– Нет.

Детектив Мейер кивнул.

– Я понимаю тебя, Стив. Он не просто предупреждает нас. Он дает нам зацепку.

– Вот именно, – подтвердил Карелла. – Если он хочет, чтобы мы остановили, поймали его, письмо должно нам в этом помочь. Оно укажет нам, кого должны убить и где.

Он положил письмо на стол.

К столу подошел детектив Мейер и углубился в письмо. Он обладал редким терпением и потому рассматривал письмо долго и очень тщательно. Надо сказать, что его отец обожал всякие шутки и розыгрыши. И вот он, Мейер-старший (звали его Макс), с удивлением узнает, что его жена ждет ребенка, хотя в ее возрасте об этом давно пора забыть. Когда новорожденный появился на свет, Макс сыграл с человечеством, а заодно и со своим сыном невинную шутку. Он нарек младенца Мейером, что в сочетании с фамилией Мейер давало полное имя Мейер Мейер. Шутка, несомненно, относилась к числу шедевров. Так считали все, за исключением, возможно, самого Мейера Мейера. Мальчик рос в религиозной еврейской семье; в районе, где почти не было его соплеменников. У детей принято выбирать козла отпущения и вымещать на нем ребячью злобу, а где еще найдешь такого, чтобы его имя позволило сложить замечательную песенку:

Сожжем Манера Манера – Спалим жида и фраера.

Справедливости ради надо сказать, что свою угрозу они в исполнение не привели. Тем не менее, в свое время бедняге перепало немало тумаков, и столкновение с такой вопиющей несправедливостью породило в нем необычайное терпение по отношению к окружающим.

Терпение – довольно обременительная добродетель. Возможно, на теле Мейера Мейера не осталось следов увечий и шрамов. Возможно. Но волос на голове у него тоже не осталось. Лысый мужчина, конечно, не редкость. Но Мейеру Мейеру было всего тридцать семь лет.

Терпеливо, внимательно он рассматривал сейчас письмо.

– Не так уж много в нем сказано, Стив, – проговорил он.

– Прочтите вслух, – попросил Бернс. «Сегодня в восемь вечера я убью Леди. Ваши действия?»

– По крайней мере, здесь говорится – кого, – сказал Карелла.

– Кого? – спросил Бернс.

– Леди.

– И кто же это?

– Не знаю.

– М-м-м.

– И непонятно, как и где, – сказал Манер.

– Зато указано время, – вставил Хейз.

– Восемь. Сегодня в восемь вечера.

– Стив, ты действительно думаешь, что этот тип хочет быть пойманным?

– Честно говоря, не знаю. Я просто предлагаю версию. Но одно я знаю точно.

– Что именно?

– Пока нет результатов экспертизы, можно начать с того, что у нас есть.

Бернс взглянул на письмо.

– И что же у нас есть?

– Леди, – ответил Карелла.

Глава 3

Толстяк Доннер был стукачом.

Стукачи бывают разные, и нет закона, который запрещал бы получать информацию от кого угодно. Если вы любите турецкие бани, то лучшего стукача, чем Толстяк, вам не найти.

Когда Хейз работал в тридцатом участке, у него был свой круг осведомителей. К сожалению, все его «сплетники» отличались узкой специализацией, и диапазон их сведений о преступлениях и преступниках ограничивался территорией тридцатого участка. В огромном, беспокойном восемьдесят седьмом они были бессильны. Вот почему в то утро, в 9.27, пока Стив Карелла организовывал встречу со своим штатным стукачом Хромым Дэнни, пока Мейер перебирал картотеку в поисках преступницы, которой подошла бы кличка «Леди», Коттон Хейз поговорил с полицейским детективом Хэлом Уиллисом, и тот посоветовал ему повидаться с Доннером.

На телефонный звонок в квартире Доннера никто не ответил.

– Наверное, он в бане, – решил Уиллис и дал Хейзу адрес.

Хейз взял служебную машину и поехал в центр.

Вывеска на доме гласила: «Турецкие Бани Ригана. Оздоровляющий пар».

Хейз вошел в здание, поднялся по деревянной лестнице на второй этаж и остановился в холле перед столом. На лбу у него выступила испарина. «Ну и ну, – подумал Хейз, – охота же кому-то сидеть в турецкой бане в такую жарищу. А впрочем, – возразил он сам себе, – некоторые любят поплавать в январе, да и черт с ними со всеми».

– Чем могу служить? – спросил человек за столом, маленький и востроносый. На его белой футболке красовалась зеленая надпись «Бани Ригана». Лоб был прикрыт зеленым козырьком.

– Полиция, – сказал Хейз и показал жетон.

– Ошиблись адресом. В этих банях закон уважают. У вас плохой наводчик.

– Я ищу человека по имени Толстяк Доннер. Не знаете, где его можно найти?

– Знаю. Доннер наш постоянный клиент. На меня ничего вешать не будете?

– А вы кто?

– Эльф Риган. Я заправляю здесь. Все по закону.

– Я только хочу поговорить с Доннером. Где он?

– Четвертый номер, в центре зала. Так входить нельзя, мистер.

– А что нужно?

– Ничего, кроме собственной кожи. Но я дам вам полотенце. Раздевалка вон там, сзади. Ценные вещи можете оставить у меня, я положу их в сейф.

Хейз выложил бумажник и снял часы. Затем, после минутного колебания,