— Юрка! Я все чувствую, хватит пялиться! Знаешь — иди-ка ты впереди!

У прохода, где мне нужно поворачивать к выходу из цеха, я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней. Она, задумавшись, упирается в меня, и я обнимаю тетку. Роста мы практически одного, и она чуть испугано смотрит мне прямо в глаза.

— Радость и печаль моя! А когда мы с тобой пойдем к твоей знакомой, Вере? Ты не забыла, что мне подстричься нужно?

— Юрка! Дурак что ли — ну-ка отпусти меня! Увидит же кто-нибудь!

Я не выдерживаю и опуская руки ниже, чуть потискиваю ее за попу. Ах, какая у нее попа! К удивлению — по морде не получаю. Она вообще затихла в моих руках, как зайчонок! Только вот в глаза смотрит! Я целую ее в губы, очень нежно! Губы мягкие, полные, очень… аппетитные. Но отклика нет, и я отрываюсь от нее, но ее попу из рук не выпускаю, продолжая наглаживать и чуть стискивать.

— Ну что же ты делаешь! — чуть слышно стонет она.

— Я тебя хочу! — шепчу ей на ушко под косынкой.

— Отпусти, слышишь! И еще упирается в меня… чем-то… внизу! — она уже всерьез отталкивается руками.

Ладно, уже и так накосячил — на сто наказаний! Отпускаю… но, к удивлению, она сразу не отходит. Потом вздыхает и отворачивается, идет к цеху.

— Я так понял, стричься мне — не судьба?

Надя уже в дверях поворачивается, улыбается:

— Не-е-ет! К Вере тебя одного отпускать нельзя! На субботу, часов на одиннадцать договорюсь! У бабушки будь, я зайду за тобой! — махнула рукой и ушла.

Хорошо, что дырка в заборе есть прямо возле цеха. А то по территории идти в проходной — вот вообще никакого желания! Мысли — в раздрай!

Глава 11

То, что накатывает вот так на меня — уже известно. Чаще всего удается сдержаться, но, когда рядом никого нет и огласки не будет, с тормозов срываюсь. И что с этим делать — «ХЗ», как говориться.

Интересно, вот она про запах от меня говорила. Мне самому ничего такого не слышится. Я каждый день обмываюсь с мылом, гигиену — блюду. Даже в баню с утра заскакиваю, чтобы дед с бабушкой не видели — ага, чистота половых органов — наше все! Так откуда тогда запах?

Вот и с Катей тогда, и со Светкой — мельком обратил внимание, что… ну — после всего… и та, и другая приваливались ко мне и утыкались носиками, то в грудь, то в плечо. И дышали так, глубоко. Но тогда подумал, что просто умаялись, вот и дышат так, дыхание восстанавливают. А, получается, они тоже — принюхивались, что ли? Надо будет спросить их так, невзначай.

Но девицы что-то затаились, носа не кажут. Что уж они там «накубатурят» в своих красивых головках — неизвестно. У таких вот взрослеющих девочек тараканы в голове — как бы не побольше, чем у взрослых женщин. Ага — переходный возраст со всеми психологическими и физиологическими проблемами. Поэтому — мне кажется, рано я решил, что с девчонками решу все проблемы с половой жизнью.

«Эх! Нам бы бабу, нам бы бабу!

Нам бы бабу хоть одну!»

А вот что я могу предложить взрослой девушке/женщине, если — вдруг, получится?

Ну, кроме массажа, пальцев и губ. Там этим не обойдешься. Это просто как очень хорошая прелюдия.

Я уже и так, и этак разглядывал свой… г-х-м… орган, по утрам, когда моцион совершаю. Ну — маловат, конечно. Маловат… Таким что-то организовать для удовольствия женщины — это очень вряд ли. Это в будущем, всякие лицемерные психолухи, сексологи и прочие рядом проходящие индивиды, твердят — «Размер не имеет значения!».

Вот какая же хрень! Интересно — а сами они в это верят? Там же и женщины, среди этой публики, имеются. Вот бы спросить такую — «а ты пробовала? Правда, что между двенадцатисантиметровым и, к примеру, двадцати— — разницы никакой в ощущениях?».

Я пока свой не мерял, просто посмотрел, убедился и еще больше расстроиться — не хочу! Понятно, что я расту, и он растет вместе со мной. Но пока… э-э-х…

В прошлой жизни, годам к двадцати двум, у меня был… м-дя… вполне достойный «агрегат». Не мал, и не велик — «в плепорцию»! С Дашкой придуривались, баловались, в процессе и между процессами — так она — померила. Восемнадцать сэмэ. Не мал, но и не огромен. Нет… так-то бывали женщины, которые пугались — «очень большой»! Бывали, да. Но — нечасто.

И еще была такая особенность — в раннем детстве, года этак в четыре, ага — после того как меня Натаха ошпарила кипятком, и я, по рассказам родных, месяца два-три — вообще не вставал, пока кожа на ногах не восстановилась полностью, случился у меня фимоз — такая крайне неприятная, но не смертельная болячка.

Не знаю, как в будущем, а здесь с этим поступают проще — удаляют крайнюю плоть. Ага, как у арабов или иудеев. Может поэтому, г-х-м, окончание моего «достоинства» росло — без сдерживающих факторов, и в итоге, скажем так — выросло до приличных таких размеров. Ну — побольше, чем у большинства остальных мужчин. Это уже мне знакомые женщины рассказывали.

Как там, у псевдо-Маяковского:

«Залупа — с консервную банку!

Смотрите, завидуйте!

Я — гражданин, а не какая-нибудь, там, гражданка!».

Ну, не с консервную банку, но в «армейке», один мой знакомый, хохмач Олег Гальченко, увидев как-то по утру, в туалете, охренел и после этого называл меня в шутку — на индейский манер — «Юрка — Большая шляпа». Ну, у молодых парней, в «армейке», или в другом каком закрытом социуме, поутру имеются проблемы пописать в унитаз — ага — «утренний стояк» называется, когда дымится от перевозбуждения, торчит «на двенадцать часов», и какое-то время с этим сделать что-либо трудно!

Но вон — тот же Петька Юркин, корешок мой — и здесь меня переплюнул. У того «шкафчика» под два метра ростом и агрегат был — ого-го! Не, сам я не мерил, конечно. Но в бане вместе бывать — доводилось. И отзывы девушек, с которыми Петруха «зависал», тоже слышал.

Интересно так получается — временных подружек у Петьки было — писец сколько!