Шрифт:
Закладка:
Переговоры от имени Эдуарда III вел герцог Брабанта. 3 декабря 1339 года он присутствовал на многолюдном съезде представителей городов Фландрии и Брабанта и тех фламандских дворян, которые, как было известно, поддерживали новый режим. Был заключен наступательный и оборонительный союз между Фландрией и Брабантом. Он был воспринят как предварительный шаг к более радикальному соглашению с королем Англии. Традиционное исключение их суверена короля Франции из числа тех, с кем фламандцы были готовы воевать, было подчеркнуто опущено. Последовавшие за этим переговоры касались главным образом практических последствий присоединения к Англии[507].
Они были очень значительными. Документы, которыми сообщества Фландрии ратифицировали договор в Атис-сюр-Орж, предусматривали, что в случае его нарушения фламандцы будут подвергнуты папскому интердикту. В 1309 году Папа Климент V с некоторой неохотой стал участником соглашения, по которому король Франции мог добиться того, чтобы интердикт был наложен на Фландрию и отменен по его желанию. Кроме того, города Фландрии вложили в папскую казну крупные суммы денег, которые могли быть конфискованы в случае их восстания. Именно по этим причинам, а также по причине необходимости получения законной власти для пересмотра границ Фландрии и условий договоров, фламандцы настаивали на том, чтобы Эдуард III провозгласил себя королем Франции. Тогда, по их мнению, не будет никаких юридических оснований для интердикта или конфискации их средств в Авиньоне. Фламандцы сформулировали свои условия к концу декабря 1339 года, и Эдуард III принял их в начале нового года. Согласие английского короля, конечно, не было предрешенным. Он не питал иллюзий относительно радикального характера предложенного ему шага и тех трудностей, которые он создаст на пути к удовлетворительному соглашению с Францией. Он "прислушался к советам и рекомендациям", — сказал Жан Лебель,
Понимая, насколько это серьезное дело — взять в руки оружие и титул королевства, которое он еще не завоевал и, возможно, никогда не завоюет; но, с другой стороны, он не мог обойтись без помощи фламандцев, которые были в лучшем положении для продвижения его предприятия, чем кто-либо из живущих людей. И вот, тщательно обдумав и взвесив все соображения, преимущества и недостатки, он поднял оружие против Франции, назвал себя королем Франции и Англии и сделал все, что от него требовали фламандцы.
Рассказ Жана Лебеля в основном согласуется со всеми другими хорошо информированными современниками, оценивающими обстоятельства, при которых Эдуард III решил принять корону Франции. Как он правильно предвидел, это был поступок, последствия которого должны были быть гораздо более долгосрочными, чем его причины[508].
Граф Фландрии предвидел, как пойдут переговоры. Он отделался молчаливым согласием со всем, что делалось от его имени и поставил свою печать на договоре с Брабантом. Он даже с видимым энтузиазмом согласился с планом признания Эдуарда III королем Франции. Но он твердо решил не участвовать ни в одном договоре с английским королем. Поэтому он тайно подстроил так, чтобы его супруга, остававшаяся во Франции, написала ему, что она умирает и нуждается в его присутствии. Людовик зачитал письмо перед Советом Фландрии и получил от них разрешение на кратковременный отъезд. Затем он быстро уехал и скакал не останавливаясь, пока не достиг Парижа. Обратно он не вернулся[509].
Король Англии оставался в Антверпене в течение первых трех недель нового года, пока разрабатывались детали нового договора. Они были всеобъемлющими в своих уступках фламандцам. Эдуард III уступил им не только три кастелянства, но и Артуа (который был отделен от Фландрии более века) и Турне (который никогда не принадлежал Фландрии). Как король Франции он торжественно отказался от права наложения интердикта на графство, вместе со всеми положениями договоров и невыплаченными долгами, на вечные времена. В качестве короля Англии Эдуард III обещал фламандцам, что объявит Брюгге предпочтительным городом для экспорта всей английской шерсти на срок не менее пятнадцати лет и что фламандские купцы будут иметь полную свободу вести свою торговлю в Англии без пошлин и таких неприятных ограничений, как, например, те, которые лондонцы налагают на иностранных купцов. Военные пункты договора были тщательно проработаны. Морские пути между Нидерландами и Англией должны были защищаться от французов объединенным флотом, предоставленным в равных пропорциях Англией, Брабантом и Фландрией, но полностью оплачиваемым Англией. На суше характер операций, которые должны были быть предприняты, не был оговорен в договоре. Но неофициально было решено, что армии альянса соберутся в конце июня 1340 года и начнут с атаки на Турне. Фламандцы согласились выделить для этой авантюры 80.000 солдат, за что им будет выплачена субсидия в размере 140.000 фунтов стерлингов. Эдуард III обещал, что ни в коем случае не заключит без них мир или перемирие и даже не вступит в переговоры с Филиппом VI без их согласия[510].
22 января 1340 года Эдуард III принял в Антверпене новые знамена с изображением французского герба, соединенного с английским. Затем он отправился в Гент со своей королевой, которая находилась на последних сроках беременности, в сопровождении всех своих придворных и герцогов Брабанта и Гельдерна. Церемония состоялась в день его прибытия, 26 января 1340 года, на Пятничном рынке Гента, самом большом открытом пространстве в стенах города. Эдуард III стоял на платформе, украшенной новыми знаменами. Вокруг него находились главные сановники его двора и магистраты трех больших городов Фландрии, включая Якоба ван Артевелде. Большая часть населения Гента собралась на площади. Эдуард III громким голосом спросил их, признают ли они его королем Англии и Франции и поклянутся ли они повиноваться ему, как повиновались предыдущим королям Франции. Магистраты городов поклялись в этом. Те, кто владел вотчинами французской короны, принесли ему оммаж, начиная с Ги Фландрского, единокровного брата графа. Эдуард III поклялся на Евангелии, что будет уважать свободы своего народа, и толпе были зачитаны основные статьи договоров с их ценными торговыми уступками. Остаток дня был отдан празднованию и поединкам. Один флорентийский купец, присутствовавший при этом действе, опросил некоторых фламандцев, что они думают обо все этом и выяснил, что лучшие из них считают, что это глупость