препятствия для молодого и энергичного человека, но то обстоятельство, что с внутренней стороны они охранялись часовыми, вооруженными ружьями и револьверами, стоявшими через каждые пятьдесят ярдов, превращало их в непреодолимый барьер. Самая прочная стена — это живая стена. Я подумал о проникающей силе золота и проверил на этот счет кое-кого из охранников. Они были неподкупны. Не хочу лишать их этой репутации, но дело, скорее всего, в том, что рынок взяток в Трансваале окончательно развращен миллионерами. Я, с моими скромными ресурсами, просто не мог предложить им соответствующую сумму. Не оставалось ничего другого, как вырваться вопреки им. С одним из офицеров, имя которого я пока не назову, поскольку он до сих пор остается в плену, я разработал план.

После длительного наблюдения было обнаружено, что часовые, обходя свои посты у контор, в определенные моменты не могут видеть несколько верхних ярдов стены. Электрические фонари в середине площадки прекрасно освещали все пространство, но мешали ходившим под ними часовым наблюдать за восточной стеной, которая из-за светового контраста казалась сплошной темной полосой. Первой задачей, таким образом, было пройти мимо двух часовых около конторы. Следовало поймать момент, когда они стоят спиной друг к другу. Затем, перебравшись через стену, мы должны были оказаться в саду соседней виллы. На этом наш план заканчивался. Все дальнейшее представлялось смутным и неопределенным. Как выбраться из сада, как незамеченными пройти по улицам, как избежать патрулей, окружавших город, и как преодолеть 280 миль до границы португальских владений — все это были вопросы, которые ожидали нас на следующей стадии. Все попытки связаться с друзьями на воле провалились. Мы рассчитывали с помощью запаса шоколада, некоторого знания кафрского и изрядной доли удачи преодолеть это расстояние за две недели, покупая пищу в местных краалях, передвигаясь ночью и отсыпаясь днем. Перспектива была не слишком многообещающая.

Мы решили бежать в ночь на 11 декабря. Я провел весь день в ужасном смятении. Ничто, с моих школьных дней, не волновало меня так, как это. Есть что-то ужасное в самой идее тайно выбраться куда-то ночью, подобно вору. Страх быть замеченным сам по себе причинял боль. Кроме того, мы знали, что часовые, если заметят нас, будут стрелять. Пятнадцать ярдов — короткая дистанция. А за непосредственной опасностью следовало предвкушение трудностей и страданий при очень слабой надежде на успех и при большой вероятности попасть в местную тюрьму месяцев на пять, как минимум.

Медленно тянулся день. Я пытался читать, играл в шахматы и был безнадежно разбит. Наконец стемнело. В семь часов прозвенел колокол, приглашавший к ужину, и офицеры вышли. Время настало. Но часовые не давали нам шанса. Они не ходили. Один из них стоял прямо напротив единственного пригодного для бегства участка стены. Мы ждали два часа, но пытаться было бессмысленно, и с двойственным чувством недовольства и облегчения мы отправились спать.

Вторник, 12 декабря. Еще один день страха, но страха, все больше и больше переходящего в отчаяние. Все что угодно, но только не новая задержка. Вновь наступила ночь. Вновь прозвучал колокол на ужин. Выбрав подходящий момент, я прошел через прямоугольную площадку и спрятался в одной из контор. Сквозь щель я наблюдал за часовыми. В течение получаса они оставались невозмутимыми и бдительными. Затем неожиданно один повернулся, подошел к своему товарищу, и они стали разговаривать. Они стояли спиной ко мне. Сейчас или никогда. Я выскочил из моего укрытия, подбежал к стене, ухватился за верх и подтянулся. Дважды я опускался обратно, мучимый болезненными сомнениями, но на третий раз решился и вскарабкался на стену. Ее верхушка была плоской. Лежа на ней, я бросил прощальный взгляд на часовых. Они все еще разговаривали, все еще стояли ко мне спиной, но я, повторяю, находился всего в пятнадцати ярдах. Затем я тихо спустился в соседний сад и затаился среди кустов. Я был свободен.

Теперь оставалось дождаться моего товарища. Кусты в саду были хорошим укрытием, в лунном свете они отбрасывали на землю черные тени. В двадцати ярдах от меня стоял дом, и я не пробыл в своем укрытии и пятнадцати минут, как осознал, что он полон народу. Через окна видны были ярко освещенные комнаты, в них двигались фигуры. Это была новая трудность. Мы всегда думали, что этот дом пуст. Неожиданно, какое-то время спустя (сколько точно, я не знаю, ведь обычные единицы времени — часы, минуты и секунды — в подобных ситуациях теряют значение) из дома вышел человек и направился через сад в мою сторону. Ярдах в десяти он остановился и стоял неподвижно, глядя прямо на меня. Я не могу описать приступ паники, охвативший меня. Мое сердце забилось так сильно, что мне стало плохо. Но среди этой бури эмоций рассудок, твердо сидевший на своем троне, шепнул мне:

— «Доверься темному фону».

Я оставался абсолютно неподвижным. Долгое время мы оставались друг против друга, и я каждую секунду ожидал, что он бросится на меня. Через некоторое время еще один человек вышел из дома, закурил сигару, затем оба пошли обратно. Но как только они повернулись, кошка, за которой гналась собака, ринулась в кусты и столкнулась со мной. Испуганное животное издало тревожное «мяу» и рванулось обратно, страшно треща кустами. Оба мужчины тут же остановились. Но то была всего лишь кошка, как они, несомненно, заметили, и они вышли из ворот сада в город.

Я посмотрел на часы. Прошел час с тех пор, как я перелез через стену. Где же мой товарищ? И тут с площадки донесся громкий голос:

— «Все пропало».

Я подкрался обратно к стене. Два офицера ходили туда-сюда с другой стороны, бормоча латинские слова, посмеиваясь и неся всякую чепуху, среди которой я уловил свое имя. Я рискнул кашлянуть. Тут же один из офицеров забормотал что-то себе под нос. Другой сказал медленно и отчетливо:

— «Не можем выбраться. Охрана что-то подозревает. Все пропало. Можешь залезть обратно?»

Тут все мои страхи снова нахлынули на меня. Вернуться назад было невозможно. Я сказал офицерам:

— «Я пойду один».

Теперь я был в нужном настроении для подобного предприятия, то есть меня уже не волновали никакие обстоятельства, препятствующие успеху, поскольку я полагал, что провал почти неизбежен. Взглянув на план, вы увидите, что ворота, выходившие на дорогу, находились в нескольких шагах от другого часового. Я сказал себе: «Toujours de l'audace», надел шляпу, вышел на середину сада, прошел мимо окон дома, не пытаясь скрываться, вышел из ворот и повернул налево. Я прошел мимо часового всего в пяти ярдах. Большинство из