– Разрешение владельца на продажу товара, добытого в недрах безлюдя, и оттиск удостоверяющего жетона. Без этого серьезные компании не будут иметь с тобой дело. – Он нервно дернул головой и приказал: – Подписывай.

– У меня руки связаны.

Он сделал жест в адрес приспешника, чтобы тот освободил руки пленнице. После ей подсунули документ и чернильную ручку, и Флори поставила свою подпись.

– Подавись своими деньгами, – в сердцах выпалила она.

Элберт метнулся к Флориане, и Офелия испугалась, что в ответ на такую дерзость он сделает что-то жестокое.

– Ты и вправду думаешь, что все из-за денег? О нет. – Эл коснулся острием ножа ее носа и отстранился. – Людям нужно показать их место. Жадный до денег должен их лишиться, тщеславный должен быть обесчещен, а тот, кто всю жизнь терпел лишения, достоин получить свое.

– А что должен убийца? – с вызовом спросила Флори.

Это была не смелость, а безрассудство. Офелии хотелось закричать на сестру, заставить ее замолчать, чтобы не провоцировать Элберта.

– Кого тебе так жалко? – Он нахмурился. – Паучиху, в чьих сетях сгинула не одна жертва? Мародера Сильвана? Может, тебе жалко главу Общины, что принимал людей за домашний скот и кормился за их счет? Или старину Франко, который плел интриги за спиной домографа?

– Всех, – коротко ответила Флори.

Элберт отвлекся, чтобы отдать новый приказ, и подельник ушел, чтобы проверить, все ли готово к отплытию. Притворщик продолжил свою речь. Ему незачем было объясняться перед пленницами, однако человек, так долго прятавшийся в тени, не мог насытиться тем, что обрел публику. С наслаждением он смаковал подробности: как наивно Мео открыл дверь в тоннели; как легко Паучиха предала безлюдей ради своего мнимого спасения; как жадность Сильвана привела его к смерти; как глава Общины прознал о делах Элберта и поплатился жизнью за то, что запросил слишком много. Жертвы были доверчивыми, отчаянными, алчными и тщеславными людьми. Госпожа Прилс сочетала в себе эти качества, но до сих пор была жива – возможно, потому что служила связующим звеном. Под видом ее брата Элберт мог появляться в доме Прилсов и вести свою игру. Тупая богачка, как он ее называл, приходила в Общину каждые выходные, щедро одаривая монетами местную детвору, а пару раз явилась в сопровождении братца. Вот тогда к Элберту пришла идея: под видом Сильвера Голдена прийти на званый ужин к Прилсам и украсть все, что не приколочено. Однако в тот вечер нашлось дело покрупнее: сама судьба свела его с господином Гленном.

– Я одурачил их всех! – самодовольно воскликнул Элберт. – Сделать это несложно, когда вместо головы у людей денежные мешки.

– А у тебя пустой мешок вместо сердца! – не сдержалась Флори.

– Только не говори, что тебе жаль и безмозглую Прилс! – Он заглянул ей в лицо, будто хотел узнать ответ до того, как его услышит, и поразился своему выводу: – В самом деле, святоша? После того, как она оболгала тебя и отправила за решетку?

– Откуда ты… – Флори замолчала. Мрачная тень осознания пролегла на ее лице. – В тот вечер ты был в доме под видом Прилса?

Самодовольная ухмылка перекосила и без того кривое лицо.

– Ловко я, да? Одним брошенным слухом отвлек лютенов, убрал с пути Прилса, чтобы порезвиться в его доме, и нашел, чем занять благородного спасителя Дарта.

– И все это ради щепотки табака?

– Зато теперь, как видишь, – он развел руками в стороны, – Дом-на-ветру дышит гостеприимством.

Им, пленницам, привязанным к стульям, сложно было судить о радушном приеме.

Небрежные фразы Элберта постепенно раскрывали все загадки. Ему нравилось говорить об этом, демонстрируя свой пытливый ум и коварство. Он хотел сказать что-то еще, когда в комнату ворвался патлатый.

– Двое! На пирсе! Нашли баржу! – задыхаясь, выдавил он. Очевидно, ему пришлось бежать, чтобы поскорее донести известие.

Элберт резко повернулся к Флориане, преисполненный злости.

– Мне нужны документы.

Флориана молчала, и Офелия знала, что кроется за этим. Она тянула время, надеясь на помощь. Дарт и Дес уже нашли баржу – и, возможно, поймут, что местоположение судна указывает на убежище самого Элберта. Судя по тому, как быстро патлатый вернулся, Дом-на-ветру стоял где-то неподалеку от порта. Пока Эл пытался заполучить документы, у остальных был шанс что-то предпринять. Кажется, он сам понимал это. Треклятые бумажки связывали его по рукам и ногам. Он не мог сбежать без них и найти тоже не мог, отчего злился. Попытка разговорить и запугать Флори ни к чему не привела. В очередной раз не получив желаемое, он решительно приставил нож к горлу Офелии.

В глазах Флори появился неподдельный страх. Как бы она ни хотела помешать Элу, их загнали в тупик. Они обе знали, что рука его не дрогнет, если он решит исполнить угрозу.

– Документы! – рявкнул Эл, теряя терпение.

– Они у меня. – Внезапно знакомый голос эхом прокатился под сводами потолка.

Офелия хотела обернуться, но вовремя вспомнила, что к ее горлу приставлен нож и любое неосторожное движение может привести к неприятным последствиям.

– Кто это к нам пожаловал из тоннелей? Неужто сам домограф? – заискивающе спросил Элберт. Его тон резко поменялся, став строгим и грубым, когда он сказал: – Стой на месте, иначе перережу девчонке глотку.

– У меня нет оружия, – отозвался Рин.

– Ты идиот, раз пришел безоружным.

– Я здесь, чтобы договариваться, а не сражаться. Я отдаю документы – ты отпускаешь пленниц.

– Могу отпустить только одну. Вторая останется, пока я не отплыву.

Рин на такие условия не согласился.

– Ты можешь отпустить их и оставить меня, – предложил он.

– Думаешь, я поведусь на такое? Обменяю хилую девчонку на того, кто может оказать сопротивление? – Элберт захохотал. – Я вовсе не дурак. Не дурак настолько, что сам нашел способ договариваться с безлюдями.

– Умница, – сухо сказал домограф. – Занесу это достижение в твое личное дело. Сразу после списка всего, что ты совершил.

Рука Элберта дернулась, и лезвие ножа опасно надавило на горло. Офелия замерла, боясь пошевелиться.

– Итак, один документ – одна девчонка. – Решимость в его голосе означала, что он не пойдет на уступки и спорить с ним бесполезно. – Равнозначный обмен. Или ты можешь отдать мне что-нибудь за вторую? Например, свой жетон домографа? Он бы пригодился, чтобы обосноваться в столице.

Рин отказался, чем вызвал у Элберта кривую ухмылку.

– Не сомневался, что ты не пожертвуешь драгоценной железкой. Что ж, детка, – он потрепал Офелию за плечо, – дядя домограф отказался тебя спасать. – Он хохотнул, потешаясь над своей колкостью, а затем снова обратился к Рину: – Ведь одна лучше, чем никого, верно? Забирай старшую. Ходят