Шрифт:
Закладка:
В подтверждение своей правоты, я вспомнил волнительную историю с названием книги Владимира Гречухина «Лики четвертого Рима», которую он просил меня передать Александру Солженицыну. Первоначальный заголовок был простым и отвечающим сути произведения – «Князь Андрей Большой Углицкий», но после долгих размышлений Гречухин всё же дал ему иное название, то, что раскрывало замысел, сакральность и новый концепт власти – «Лики четвертого Рима». Первичным названием он мог застолбить, а это зачастую присуще было его творчеству, тему значимости личности угличского князя, отличающегося высочайшей духовностью от брата царя Ивана Третьего. После выхода этого научного труда с большим опозданием, но с таким же талантом и достоверным проникновением в историю, в Угличе была издана книга Сергея Шокарева «Андрей Большой Углицкий». Гречухин её уже не застал, но в ней есть много добрых слов о нём.
Так в чём Гречухин видел истоки глубокой русскости Александра Третьего, вернее, откуда в императоре, живущем вдали от народа русского – за высокими стенами в роскошном дворце, зарождается-пробуждается в характере, в поступках и государственном служении и деяниях эта самая загадочная русскость?!
Ответ у Гречухина самый простой, а всё гениальное, как говорится, – в простом.
Не один писатель Антуан Экзюпери считает, что все мы родом из детства… В правдивость этой мысли верит большинство жителей планеты Земля, никто её не оспаривает, многие, не только философы и писатели, но и ученые, настаивают, что это именно так. Может, потому Гречухин к одной из глав своей книги ставит эпиграмму этого французского классика – «…Все мы родом из детства». Затем, отталкиваясь от неё, развивая ее, он показывает читателю, какое детство было у будущего императора Александра Третьего.
Честно говоря, когда Гречухин однажды мне написал, что одной из причин, побудивших его сесть за написание книги об Александре Третьем, является связь столь значительной личности с его малой родиной – мышкинским краем, то я не придал этому признанию должного внимания. Подумалось: ну проехал по городу Мышкину когда-то император, остановился на пять минут, зашел в храм, ну и о чём тут писать, чем гордиться? У меня также есть подобная причина написать о царе Александре I, который, побывав на моей малой родине и, заглянув в Борисоглебский монастырь, воскликнул: «Это не монастырь, это – целый городок!», но я же не собираюсь писать на основе этого факта целую книгу.
Владимир Гречухин же сотворил значительное произведение о том, что у истоков формирования русского характера Александра Третьего стояли его земляки – уроженцы Мышкинской земли. Написал так, что при чтении не возникает ни сомнений, ни ехидства, веришь буквально в каждый факт, в каждое событие… Вот мальчик Федя Опочинин – один из немногих, кто составлял круг друзей будущего императора. Среди участников детских игр Александра и его братьев Федя Опочинин не относился к потомкам особ с княжескими и графскими титулами. Были дети князей Барятинских и Дадиани, были дети графов Толстых и Ламбертов. И лишь Федя не из княжеского рода, не из знати. В будущем он станет крупным библиофилом и издателем редких исторических документов, а главное – руководителем Мышкинского уездного земства и предводителем дворян Мышкинского уезда. Вот другой персонаж книги, имеющий связь с Мышкинской землей, и оказавший большое влияние на воспитание будущего императора – это его первая учительница Вера Николаевна Скрыпицына. Она, мышкинская дворянка, не просто хорошая знакомая императора, а наставник и педагог, обладающая могучим даром обучать и воспитывать. Заслуги её в обучении Александра русской грамоте были столь велики, что ей была дарована царем аренда на пятьдесят лет в размере двух тысяч рублей ежегодно. А когда Гречухин пишет, что царские дети называли её чуть ли не второй матерью, то имеет в виду нравственное воспитание, душевное общение, рассказы о народной жизни и русской истории. В детские годы важно получить знания, в какой стране ты живешь, какая у неё история и кто её герои. Если в воспитании Александра Второго принимали участие лишь немецкие преподаватели, презирающие русскую народную культуру и запрещающие изучать русскую литературу по причине «её крайней бедности», то из него и вырос государь, далекий от интересов русского народа. У Александра Третьего другие были учителя, потому в детстве он обрел любовь к национальным традициям и культуре и стал глубоким русским патриотом.
Следующим русским человеком, оказавшим большое влияние на формирование уже политических взглядов наследника российского престола, был князь Владимир Петрович Мещерский. Он – автор постепенного реформаторства экономики страны. Именно с ним Александр Третий совершает ряд судьбоносных путешествий по России, в том числе по Мышкинской земле. По тем документальным фактам и свидетельствам очевидцев, на которые обращает особое внимание Гречухин, князь Мещерский – это, действительно, «человек самых долгих и содержательных отношений с Государем, и, без сомнения, это один из тех, кто оказывал самое серьезное влияние на идеологию и политику Царя Миротворца». И тут краевед Гречухин не был бы краеведом, если бы не только проследил влияние двух главных идеологов консервативного курса России – Мещерского и Победоносцева на императора, но и не изложил в подробностях смысл и значение разных поездок Мещерского то в Мышкин, то в Рыбинск. Глубокое изучение им не только переписки, но и путевых очерков путешествий по Ярославской земле князя приводит его к выводу, что у князя сложилось хорошее мнение о мышкинском городском голове Т. В. Чистове.
Для краеведа-исследователя Владимира Гречухина важно найти и обосновать животворящую связь Царя-славянофила, создавшего могущественное национальное государство, с его малой родиной, с её дворянскими усадьбами и неординарными личностями. Если бы Гречухин являл собой простого ученого, жаждущего издать монографию об Александре Третьем или выдать на-гора диссертацию о его достижениях, то он наверняка не погрузился бы в изучение тех знакомых мышкинских усадеб, которые, как путеводная звезда, указывали императору и нужную дорогу, и верные нравственные ориентиры. Это как у поэта-гения Николая Рубцова: «Спасибо, скромный русский огонек, за то, что ты в предчувствии тревожном горишь для тех, кто в поле бездорожном от всех друзей отчаянно далек…» Либо как у другого классика современной литературы Василия Белова – голодный мальчик дошел до деревни только потому, что шел на звуки далекой милой гармошки.
Мышкинские усадьбы хоть и рассматривались Гречухиным скромными русскими огоньками, но всё-таки они внесли свою одухотворяющую, полезную роль в формировании русского мировоззрения императора и его деятельном служении Отечеству. Конечно, значение их было
