сконфуженно уставился в пол. Правильно, каким извергом нужно быть, чтобы упрекать во лжи настолько расстроенного оборотня? Нужно быть совершенным чудовищем, чтобы решиться на такое.

– Я пойду спать, – ответил я и быстро скрылся в своей палатке.

Там я бросился на подушку и, уткнувшись в нее лицом, дал волю разобравшему меня смеху.

– Кто-нибудь помнит про его собачку? – я услышал шепот растерянного Кудеяра, доносившийся снаружи.

– Я не помню, – неуверенно ответил Эмбер. – Люциус, ты помнишь Лототу?

– Ха-ха-ха!.... Ах-ха-ха.... Конечно! – чародей очень умело изобразил сквозь смех горестные истеричные рыдания. – Маленькая, коричневая, очень любила мармелад… Ах, Лотота, как же тебя угораздило-то сожрать что-то и окочуриться? А вы, бесчувственные, как можно было не замечать столь милое создание!?

– Может, Арланд видел Лототу? – хмыкнул Адольф, пытаясь пошутить, но его голос дрогнул к концу фразы. Видимо, кто-то из сидящих у костра смирил его соответствующим случаю взглядом.

– Стоит признать, что мы никогда не интересовались Леопольдом, поэтому и его собаку не замечали, – подвел итог Эмбер. – Как-то это не по-человечески, так к нему относиться. Он важный член нашей команды, и он достоин заботы.

– Может, пойти, утешить его? – неуверенно предложил Кудеяр.

– И кто пойдет? – спросил Адольф. – Я отказываюсь, кто знает, может, он воспримет мои утешения как… что-то иное. А я не по этим делам!

– У него было четыре женщины, и я знал их всех. Поверь, он тоже не по этой части. Я пойду, раз вы все такие трусы, – заявил Люциус.

Вскоре он уже сидел в моей палатке, плотно закрыв полог и поставив звуконепроницаемый барьер.

– Ну как, что она на самом деле тебе передала? – ухмыльнулся чародей. – Что, все-таки скучает?

– Да, – я улыбнулся и тоже сел. – Она даже просила меня что-нибудь спеть тени, чтобы слушать мой голос перед сном.

– Я же тебе говорил! Не слушай Бэйр, она ничего не понимает в женщинах. Раф молодая, глупая и ищущая любви, помешанная на своем одиночестве из-за внешности, ты такой же, так что вы обязаны были слюбиться!

– Ты грубый, но все же спасибо, – я благодарно взглянул на чародея.

– Мне ты можешь рассказать все, поэтому если захочется поделиться чем-то, я к твоим услугам, – подмигнул мне Люциус. – Я не разболтаю и не задержусь тут надолго.

– То есть, не задержишься? – я удивленно посмотрел на колдуна. – Что ты имеешь ввиду?

– Ты думаешь, я слепой? – зловеще ухмыльнулся Люциус. Отблески костра снаружи играли на его растрепанных рыжих волосах. – Бэйр ищет путь в свой мир, я знаю, у нее уже есть ключ от всех дверей. Когда все засыпают, они с Арландом уходят подальше от лагеря. Можно подумать, они просто стесняются при всех исполнять супружеский долг, но я-то понимаю, что они на самом деле делают. Я чувствую, как воет материя. Бэйр ищет способ найти дверь в свой мир, режет и зашивает межмировую занавесь, думает, никто этого не заметит… Такие, как Эмбер и Кудеяр, конечно не заметят, но только не я. Ясно, что они с Арландом не выйдут на поверхность Скаханна, они разыграют свою смерть, устроят обвал, придумают что-нибудь, чтобы их прекратили искать стража и инквизиторы, а сами отправятся на Землю! Так вот, я хочу с ними. Тут мне тоже делать нечего: Рэмол не даст мне спокойно жить. Оно мне надо? Я лучше испытаю судьбу, отправлюсь куда-нибудь, где меня никто не найдет.

– И правильно сделаешь, я думаю. Бэйр говорила, у них на земле есть хорошие… эти… психиаторы.

– Да… – чародей отмахнулся. – На Земле нет магии, тамошний воздух чист от этого и быстро развеет мою болезнь, как морской туман. Хотя я уже привык к ней: как будто вечно пьян и счастлив. Разве это плохо?

– Хорошо, что у меня останется хотя бы Раф… – я вздохнул. – Тяжело смиряться с тем, что больше никогда не увидишь друзей.

– Не унывай, ты проживешь ни одно столетие и заведешь еще много других знакомств! Я живу более полсотни лет, а мне кажется, что мне только что исполнилось двадцать пять. Я и выгляжу не старше, но у меня большой опыт за плечами… и по-прежнему слишком мало ума, чтобы его использовать. Спроси у любого нелюдя: жизнь не меняется, когда твое тело устроено для долголетия. Ты и опомниться не успеешь, как эти двое вернутся.

– Разве они вернутся? Я бы не вернулся, наверное…

– Я тебя умоляю! – фыркнул Люциус. – Сам подумай, они столько пережили, сражались с морскими драконами, призраками, видели такое, после чего ни один рассудок не сможет остаться абсолютно здоровым! Разве смогут они, пережив все это, навсегда поселиться в мире с одной-единственной и самой скучной расой, без магии и даже без магических животных? Их хватит только на несколько лет, и они обязательно вернутся! Иначе и быть не может. Если бы я не был в этом уверен, я бы тогда не решился идти за ними.

– Тогда это замечательно! Если действительно вернуться, значит, я никого не потеряю…

– Бэйр так точно вернется к тебе. Ты же для нее как младший брат, если не как родной ребенок… Ну ладно, пойду я. Что им сказать? Что ты убит горем?

– Да, скажи, что я раздавлен, – я кивнул. – Безумных тебе снов, Люциус.

– Страдай от любви и бессонницы, Лео.

Земляная ведьма

Второй ярус ничем не отличался от первого. Нам не попалось ничего, похожего на следы «зла», не появилось никаких новых сложностей. Все было подозрительно спокойно: водоемы с крабами встречались регулярно, крысы и ящерицы в изобилии ползали по камням, все маяки исправно работали.

Подземелье не дало нам ни единого повода для беспокойства даже когда мы, готовые ко всему, спустились на третий ярус. На нас не бросился с первых же шагов огромный монстр, не исчезли внезапно небольшие озерца с полянами мха, которые заменяли нам баню и прачечную. Только на дороге стало попадаться больше каменных глыб – осколков сталактитов. Но это, впрочем, не так сильно осложнило нам жизнь.

Когда мы прошли третий маяк, Кудеяр начал жаловаться на странные запахи, но уверял, что для нас они не опасны и лишь раздражают его обоняние. Видимо, царевич ошибся в своих предположениях насчет опасности этих запахов: подышав новым воздухом, Адольф свалился уже на четвертом маяке. Он просто не встал к завтраку, а когда мы заглянули в его палатку, увидели вокруг него кучу платков, пропитанных кровью. Сам змей не мог говорить и дышал с большим трудом.

Мы чуть не потеряли его, и это перепугало нас не на шутку. Если бы