Шрифт:
Закладка:
Клэр фыркнула.
– Ты действительно думаешь, что мы в это поверим?
Ашер бросил на нее взгляд через плечо. По тому, как расширились ноздри Клэр, я предположила, что в нем много колкости.
– Я не жду, что ты поверишь во что-либо, Клэр, но надеюсь, что наши избиратели прислушаются. Офан Габриэль, не мог бы ты сообщить офанимам из обеих гильдий, что мы готовы к их восхождению.
Я наклонилась над Мими и увидела, что один из отцов Адама вошел в поток. Тобиас тоже здесь? Я поискала его взглядом, но, если он и присутствовал, я не смогла его обнаружить. В глубине души я надеялась, что он остался с Адамом.
На мгновение лавандовый дым, вырвавшийся из потока вслед за Габриэлем, рассеялся, а затем сгустился, и из углубления в скальной стене появились ангелы, которых я встречала лишь мельком во время путешествия в Венскую гильдию. Мгновение спустя женщина-офаним из гильдии 24 вышла вместе со взволнованным Габриэлем.
Я искала взглядом Миру, но, как и Тобиас, она отсутствовала, и это немного усмирило мой грохочущий пульс. Я не верила, что Клэр способна пойти в гильдию и вышвырнуть Найю на улицу, но все же предпочитала знать, что рядом с ней есть взрослый. Полноправный взрослый.
Ашер спокойно подошел к офанимам, поприветствовал каждого словами, кроме Габриэля, которому он сжал плечо.
– Офан Габриэль, как и я, не будет свидетельствовать, поскольку ему недавно стало известно о происхождении сына.
Бедный офаним был белым как мел.
– Клэр, предпочитаешь допросить офанимов сама или это сделать мне? – спросил Ашер.
– Пожалуйста, продолжай. – Она махнула рукой в сторону двадцати профессоров, выражение лиц которых варьировалось от замешательства до растерянности.
– Офаны, как вы, возможно, слышали, меня обвиняли в халатности в последние несколько месяцев, но серафимы милостиво проголосовали за то, чтобы даровать мне прощение. Однако Сераф Клэр, Сераф Гилель и Сераф Луис выдвинули новое обвинение, которое затрагивает двух неоперенных. Мы с Тобиасом попросили вас присутствовать, потому что эти два неоперенных – наши дети, Найя и Адам.
– Найя, – пробормотала Ева, перекатывая на языке новое имя Лей. – Рассвет.
– Что?
– На ангельском Найя означает «рассвет».
– Ох. – Я взглянула на выражение ее лица, обнаружив удивление, но не отвращение.
– Прежде чем я объясню причину, по которой наших детей будут судить сегодня, я бы хотел, чтобы вы рассказали о них, об их личностях и поведении. И пожалуйста, имейте в виду, что ваше мнение не повлияет ни на вашу работу, ни на положение в обществе Элизиума. – Это заверение, казалось, развеяло их опасения. – Если кто-то из вас хочет начать, пожалуйста, поднимитесь, телом и голосом, чтобы собрание могло вас услышать.
Пиппа первой взмахнула крыльями.
– Я – хранительница детей, а это значит, что Найя находится под моей опекой с самого ее рождения. Не знаю, что сегодня происходит, – ее взгляд метнулся к толпе, ресницы поднимались в такт крыльям, – но я могу поручиться, что она одна из самых милых неоперенных, кого я имела удовольствие обучать за всю мою столетнюю карьеру, и ее обожают все сверстники. И я действительно имею в виду всех. Вы не найдете ни одной девочки в Гильдии 24, которая бы не испытывала нежных чувств к нашей маленькой Найе. Даже моя коллега Мира, которая старается не привязываться к неоперенным, души не чает в этом ребенке. Настолько, что, когда наши товарищи явились за нами, она отказалась оставлять Найю одну.
– Что ж, это… неожиданно, – пробормотала Ева. – Не думала, что эта старая карга хоть на йоту заботится о Лей.
– Она не старая карга.
Лоб Евы сморщился, но затем разгладился, когда офан Грир поднялась в небо, чтобы поделиться своим мнением – столь же блистательным. А затем настала очередь синекрылого Михаэля. Мими, казалось, выпрямилась, когда ангел, который перенес меня из венской гильдии обратно в Нью-Йорк, говорил об Адаме с той же нежностью, что и Пиппа о Найе. От нее веяло гордостью, хотя Михаэль не использовал слова «милый» или «любимый», выбрав вместо них «любознательный» и «способный». Было ясно, что офаним любит своего подопечного. За ним последовали еще двое из его гильдии, а затем остальные мои профессора представили свои мнения о Найе. Все они настроены благожелательно.
Я и не ждала, что о малышке скажут плохие слова, но тот факт, что они ни одного не произнесли ни о том, ни о другом ребенке, доставил мне огромное облегчение.
– Спасибо. За вашу поддержку, а также за доброту по отношению к Найе и Адаму. Могу только надеяться, что мое следующее признание не изменит вашего мнения ни об одном из них. – Ашер потер подбородок. – Офанимы из Гильдии 24, четыре с половиной года назад вы потеряли одну из своих неоперенных. После вознесения она решила вернуться в мир людей, и я, – его голос дрогнул, – сжег ее крылья.
Глаза округлились, рты раскрылись.
– Если вы еще не догадались, я говорю о Лей.
Грир приложила ладонь ко рту, а Пиппа охнула.
– Найя… Она?..
– Да. Найя несет в себе душу Лей. – Ашер снова повернулся лицом к толпе Элизиума, его ноги все еще твердо стояли на освещенном кварце. – И прежде чем меня обвинят в похищении тел, форма Найи принадлежала мертворожденному, как и форма Адама. Я оживил обоих, как только заполнил их душами – душами, которые я постарался очистить от воспоминаний. Как может подтвердить любой малахим, некоторые воспоминания извлечь невозможно, не нанеся непоправимого ущерба. Вероятно, это те воспоминания, о которых говорила Клэр.
– А Адам? Кем он был? – спросил один из венских офанимов.
– Его душа принадлежала человеку по имени Джаред Адлер. Он и Лей… Я полагаю, они половинки душ друг друга. Ради него она покинула наш мир.
Краем глаза я заметила, как Элиза подошла к Клэр и что-то прошептала ей на ухо. Нечто такое, что заставило мать Евы перевести взгляд на собрание. Они пересматривали свою стратегию или искали собственных свидетелей?
– Клэр, сцена в твоем распоряжении для дальнейшего допроса, – объявил Ашер. – Если только не предпочтешь поручить это Иш Элизе. Похоже, ей очень нравится роль твоего лакея.
Коллективный вздох прозвучал