Шрифт:
Закладка:
***
Поздно стрелять,
Поздно…
Утки летят
Порознь…
Падает снег горький,
Катится жизнь с горки…
Боги мои,
Боги!
Вот и кончается сказка,
И на моей дороге
Кто-то
Уже
Разлил
Масло!..
R:
Бледные губы,
Холодный взгляд -
Портрет на моей стене.
Мысли…
Прыгают с полок,
Строятся в ряд
И идут на войну…
Я тебя прогоню…
И вновь позову к себе.
Если ты будешь ждать,
Если…
RR:
Динь- динь — дон,
Колокол жизни бьет
По голове ребром.
Больно?!
Терпи!
Пройдет.
Снова я слышу: динь-динь…
Поставлю на дверь засов.
Я снова один,
Один!..
В мире безумных снов.
Только лишь
Солнце,
Бродячей
Кошкой
Крадётся по небосводу.
Смахнуть со стола крошки,
Спрятать концы в воду…
Боги мои,
Боги!
Пули летят мимо,
И журавлиным клином
Вонзается
Осень
Мне
В спину.
R:
С неба сыплется олово
Прямо в карман.
Мне?
Зачем?
Тяжело…
Последний…
Скорый
Поезд
Уходит в рай
Ровно в восемь ноль — ноль.
На перроне толпа,
И мы дождёмся его.
Если мы будем ждать
Вместе…
RR:
Динь- динь — дон,
Колокол жизни бьет
По голове ребром.
Больно?!
Терпи!
Пройдет.
Снова я слышу динь-динь,
Поставлю на дверь засов.
Я снова один,
Один!
В мире безумных снов.
***
…Переходя дорогу в Москве, я попал под машину… …Получил страшную травму с огромной кровопотерей и разрывом всего, что может разорваться внутри человека при ударе его грузовиком в живот…
Это повлекло за собой пару сложнейших многочасовых операций в Московском институте «Портальной гипертензии». И, стараниями профессора Ерамишанцева Александра Константиновича, хирурга от Бога, истинного светилы хирургии, был оставлен в этом мире ещё на некоторое время…
* (Ерамишанцев Александр Константинович (16 мая 1938 — 7 января 2009) — советский и российский хирург, доктор медицинских наук (1983), профессор, лауреат Государственной премии РФ, Почётный профессор РАМН.)
***
…Сейчас по прошествии более тридцати лет после этого события я понимаю, что тогда, 8 января 1988 года, Господь Бог дал мне ещё один шанс, поставив у операционного стола, пожалуй, единственного на планете человека, который смог вернуть к жизни то, что представлял тогда я…
Память об этом великом хирурге останется со мной до конца моих дней.
Кстати, больница по улице Бабушкинской ныне носит его имя…
И в этой больнице РОДИЛСЯ Я!.. Другой Я!..
***
Начало февраля 1988 года, в Москве ознаменовалось удивительно тёплыми и солнечными, для этого времени года, днями… В один из таких дней из больницы по улице Бабушкинской вышел очень молодой, болезненного вида человек…
Молодой человек остановился в нескольких метрах от больницы. Оглянулся… Бросил взгляд на жёлтый больничный корпус… Слева, поодаль от больницы, стояло одноэтажное, окрашенное белой известью здание, на обшарпанной, фанерной двери которого висела табличка с надписью «МОРГ»… Вид этого здания вызвал у молодого человека очень странную улыбку. Это была улыбка, похожая на самодовольную улыбку прохиндея — торговца, только что выгодно всучившего незадачливому покупателю лежалый товар! В этой улыбке одновременно сочетались злость, лукавство, сарказм и какое-то горделивое, радостное торжество… Улыбка, только одной половинкой рта!..
Затем он поднял голову и долго смотрел, не мигая, на яркое ослепляющее солнце, как будто хотел насытиться этим солнцем. Как будто хотел впустить его (солнце) внутрь себя…
Потом он посмотрел вниз и понял, что стоит посреди лужи… Это была обычная Московская лужа. С радужным, переливающимся на солнце масляным пятном и плавающими по ней высохшими ярко-алыми рябиновыми ягодами, которые неловкие воробьи то и дело роняли с нависшего над лужей дерева…
Молодой человек стоял посреди лужи, и через прореху в его правый ботинок медленно проникала холодная московская вода, с запахом прошлогодних листьев и отработанного машинного масла!
Он, как будто наслаждаясь процессом затопления домика для его правой ноги, ещё немного постоял посреди лужи…, затем торопливо отошёл в сторону, при этом, чуть не поскользнувшись на нерастаявшей, на дне, наледи… Потом устало присел на влажную, серую лавочку в сторонке… Лавочку, с только двумя из четырёх уцелевшими брусками на сидушке…
…И сделал вдох…
…Глубочайший…
…Вдох, на какой он был только способен… Вдыхал медленно… С наслаждением…, как вдыхает ловец жемчуга, вынырнувший с огромной глубины с вожделенной раковиной в руке! Он вдыхал сырой, пахнущий резиной и свинцом троллейбусных колодок, Московский воздух… Ещё!.. Ещё!.. До боли в рёбрах! И всё же ещё немного!.. А потом с облегчением, также медленно выдохнул, шепнув при этом как бы вдогонку этому выдоху одно лишь слово:
…Жизнь!..
И это слово бешено заметалось в его закружившейся с непривычки голове… Оно носилось в его черепной коробке со звоном стукаясь о внутренние стенки, с каждым ударом издавая звук похожий на это слово: жизнь — жизнь — жизнь — дзинь- з — изнь — динь-нь — жи — нь — ь…
И этот звон доставлял молодому человеку какое-то необъяснимое наслаждение… Дзинь-динь-жизнь-изнь-нь-ь… Наслаждение истинное! Джиз-нь-изнь-жизнь-нь… Наслаждение в АБСОЛЮТЕ, как чистая энергия! НА-СЛА-ЖДЕ-НИЕ!..
Потому что это была — ЖИЗНЬ!..
Жизнь (песня)
Жизнь — вокзал,
Года — поезда
Уносятся… В ночь.
Вагоны желаний
Уезжают с годами
Прочь,
Прочь!..
R:
И вот я снова один
И никому не нужен,
Как бумажный кораблик
В застывшей луже,
Как речной песок
В моем сапоге,
Как седой волосок
На моей голове.
Жизнь — река,
Года — ручейки
Утекают,
Утекают…
Все хотят жить,
Но на всех воды
Не хватает,
Не хватает…
R:
Наша жизнь — театр,
В этом театре я гость.
Снова ставят пьесу
Под названием "Злость".
Но я пойду,
Пойду
В больницу мечты!
Там мне поставят в сердце
Укол доброты.
Жизнь — картина,
А года — мазки.
Все тускнее и тускнее.
Нарисую я,
Нарисуешь — ты,
Нарисуем, как сумеем!
R:
Ведь это неправда,
Что я по жизни
Пролетаю, как фанера над Парижем.
У меня есть Бог,
А у Бога есть Слово,
А значит все нормально.
У меня все клево!..
***
Как ты понял, мой милый читатель, этот «молодой человек» — Я. Твой покорный слуга… Я, прошедший жёсткую перезагрузку!.. Я, постигший истинный вкус жизни! Я, родившийся заново!.. Я, понявший, что в холодной бесконечной
