Шрифт:
Закладка:
— Авария на улице Канебьер в Марселе, от автомобиля «Рено» и его водителя, Андрэ Леграна, ничего не осталось. Ты рада?
— Не знаю, Бернард… Нельзя сказать, что он был хорошим человеком.
Бернард равнодушно махнул рукой и засмеялся.
— Легран не был святошей, и ты не питала к нему нежных чувств. Почему же ты так удивлена и расстроена, что ему пришёл конец?
— Я не расстроена. Ты же знаешь, я вообще не умею расстраиваться. Никогда. Как-то чудовищно всё происходит, мальчик мой, нить разрывается или заканчивается, и тогда кого-то убивают садовыми ножницами, находят застреленным на заднем сидении «Роллс-Ройса», отравленным в придорожном мотеле или — куда хуже — человеку диагностируют лейкемию. Даже не представляю, что чувствуют люди перед кончиной?
— Хорошие люди или плохие?
— Да все.
Бернард молчал, спрятав тощие бледные руки в карманы тёмных замшевых брюк, почему-то страшно довольный автокатастрофой, вероятно, потому что в ней погиб Андрэ Легран — человек — кладезь редкостного дерьма.
Мойра Шахор закуталась в огромный вязаный свитер весьма странного фасона — он напоминал гигантский зефир, только колючий. Бернард заметил, что до этого его госпожа ходила по квартире полностью обнажённой, только пальцы были унизаны роскошными золотыми кольцами. Таким способом она демонстрировала свободу духа.
Бернард — телохранитель, помощник и ученик гречанки — в такие моменты раскрывал рот от изумления. Но Мойра Шахор подходила и захлопывала его рукой.
Несколько минут в комнате слышалась тишина, и только двое собеседников пристально, будто совы, смотрели друг на друга. Мойра Шахор выглядела ослепительно: гладкую кожу, блеск чёрных глаз и шёлковые переливы волос не скрыть уродливым свитером.
Стройная и красивая, она грациозно ступала по тёмному паркету. Прелестная грудь томно колыхалась при движениях. Но лицо госпожи Шахор было странно задумчивым — она то ли скучала, то ли огорчалась.
Бернард по-прежнему улыбался роковой женщине. Рассеянно выпив свой бокал, она спросила о Натане Хейме: слышно ли о нём что-нибудь, какие у него планы с Домиником Руудом.
Всем своим видом она показывала полное равнодушие к жизни людей, которыми интересовалась сейчас. Мойра Шахор была женщиной с тяжёлым характером.
И всё же по её взгляду, брошенному на Бернарда, было понятно, что она что-то чувствует, возможно, настолько прониклась сочувствием к неудачнику Доминику, что стала искренне переживать о нём.
Бернард любовался ею. Равнодушное лицо Мойры было таким же загадочным, как ночное небо. Сотни лет люди смотрят на молчаливые созвездия и восхищаются их холодной красотой.
Мойра же делала вид, что не пытается вызвать к себе интерес, восхищение, страсть. Она вела себя естественно.
— Бернард, я раздосадована, — прикусив губу, сказала она.
— Госпожа, присядь.
Она села в кресло и запустила пальчики в волосы своего верного слуги, устроившегося у её тонких ног.
Бернард выглядел счастливым, как преданная ручная зверушка.
— Почему Доминик Рууд глух и слеп ко всему? — спросила Мойра, не глядя на Бернарда. — Разве он не видит, разве ему непонятно, что Натан Хейм нуждается в нём?
— Ему это известно, госпожа, — спокойно ответил Бернард. — Но пока он радуется и наслаждается повышением зарплаты.
Мойра Шахор зажмурилась.
— Я боюсь, как бы с мсье Хеймом не случилось неприятностей, всё-таки он приближается к кульминации книги.
Покойник взглянул на Мойру Шахор с жалостью:
— Тебя это огорчает, госпожа?
— Да. Я боюсь, что мсье Рууд не справится с возложенной на него миссией, и Натан Хейм…
— Доминик всё уладит, — спокойно ответил мертвец. — Он немного глуповат и беспомощен, но свои обещания в реальной жизни выполняет. Дай ему время.
— Ах, Бернард, время как раз и виновато, нам его страшно не хватает!
Чтобы успокоить госпожу, Бернард стал рассказывать ей подробности о гибели Андрэ Леграна. О, ему устроили изумительные похороны!
Мсье Легран не был знаменитостью, просто трагически погибшим жандармом. Его свежая могила утопала в цветах и венках.
Вторая жена Андрэ Леграна приехала самой последней из всех желающих попрощаться. Она вышла из машины — высокая молодая дама с выражением тяжкой скорби на лице. Вдова плыла по ухоженным аллейкам, стреляя по сторонам подкрашенными лисьими глазками.
Андрэ Легран был человеком жестоким и жадным. Свою первую жену он оставил с годовалым ребёнком на руках и сбежал, охваченный любовной лихорадкой, к театральной актриске. В молоденькой любовнице он надеялся найти столько же понимания, любви, заботы, как в своей жене. Но не нашёл. Обманулся. И тем не менее женился во второй раз.
Узнав это, его бывшая супруга пришла в отчаяние. При этом женщина продолжала любить неверного мужа и надеялась, что он одумается и вернётся в семью. Она ждала его до последнего, ведь у них как-никак был общий ребёнок.
Естественно, денег на содержание ребёнка, рождённого в прежнем браке, господин Легран не давал, ни франка, оправдываясь тем, что малыш не был для него желанным.
— На дворе не зима, ты здорова, живёшь в крупном городе, где работы полно! Голодной не останешься! — говорил он бывшей супруге. — Почитай газеты, может, что-то найдёшь, хотя бы официанткой устроишься… — бормотал он в телефонную трубку.
— Умоляю тебя, Андрэ, — рыдала женщина, — мы не проживём без твоей помощи!
— А для чего тогда ты, круглая идиотка, рожала? Ты думала, как будешь жить, или надеялась, что я до конца своих дней стану кормить тебя и твоего недоноска? Да я сам еле выживаю на жалованье! — взрывался Андрэ Легран и бросал трубку.
— Нечего с этой бестолковой разговаривать, — улыбалась новая жена жандарма. — Нельзя же так нагло тянуть деньги с нашей семьи.
— Моя понимающая… Моя добрая… А та — настоящая нахалка, совсем совесть потеряла.
Вторая жена Леграна всегда выглядела и вела себя несколько искусственно. Актриса, этим всё сказано.
Она играла на публику, даже стоя у могилы своего покойного Андрэ, — ветерок трепал её ухоженные волосы, касался нарумяненных щёк. Новоиспечённая вдова знала, что она молода, красива, стройна, и до конца отыгрывала роль любящей и скорбящей супруги «золотого» человека.
Любила ли она Андрэ Леграна?
Любила. Особенно сильно она любила его теперь, когда он лежал в холодной, сырой земле.
Андрэ летел, безоблачно счастливый, на своём «Рено», выжимая газ. А до этого в кафе, битком набитом молодыми весёлыми гостями, он под громкую музыку праздновал получение нового звания — лейтенанта-полковника.
Говорят, что перед смертью человек погружается в полное молчание, ведёт себя отрешённо. Но Андрэ не хотел утихомириваться. Молодая, беззаботная актриса, пусть и не слишком талантливая, помогла ему вернуть веру в жизнь, она гладила его, будто ребёнка, бормотала на ухо какие-то банальные нежности, и он так верил в искренность любимой жены, что широко раскрывал
