время штиля команда садилась на весла — по десять с каждой стороны, поровну до и после средней палубы. Под этой палубой, а также под носовой надстройкой хранилась самая ценная часть груза. Люди укладывались спать прямо под скамьями, в скверную погоду сверху натягивали шатер. Двадцать гребцов, трое рулевых и шкипер — вот и вся команда.

И вот «Аргус» резво бежал к югу, подставляя паруса попутному ветру. День ото дня солнце грело палубу все жарче, так что полосатые шатры, окрашенные в те же цвета, что и парус, так и висели свернутыми, а позолоченная резьба на форштевне галеры ярко сверкала, отражаясь в бегущей мимо воде.

Потом вдали показались берега Шема — холмистые, покатые зеленые луговины, коронованные белыми силуэтами городов. К самому прибою выезжали горбоносые всадники с иссиня-черными бородами; они подозрительно рассматривали шедшую мимо галеру. «Аргус» не сворачивал к берегу. В торговле с шемитами Тито особых выгод не видел.

Не сделал он остановки и там, где изливался в океан могучий Стикс, а в волнах отражались черные бастионы Кеми. Корабли избегали заходить сюда без приглашения. Здесь, в Стигии, смуглые колдуны пели чудовищные заклятия сквозь жертвенный дым, курившийся над залитыми кровью алтарями, где корчились и кричали обнаженные женщины. Здесь принимал поклонение Сет, Древний Змей, которого вся прочая Хайбория называла Великим Врагом, а стигийцы почитали за бога. Проклинаемый всем остальным миром, здесь он, как говорили, свивал свои блистающие кольца, являясь высшему жречеству.

Стигийское побережье шкипер Тито обошел далеко морем. И не дрогнул, даже когда из-за мыса, увенчанного замком, вылетела гондола, чей нос украшало изображение змея, и нагие смуглые женщины с алыми цветами в волосах принялись бесстыдно зазывать к себе его моряков. И вот по берегам уже не видно сияющих башен, «Аргус» пересек южные пределы Стигии и шел теперь вдоль побережья Куша.

Море и все, что с ним связано, составляло каждодневную загадку для Конана, ведь он родился среди высоких гор и пустошей Киммерии. Поэтому он с неизменным любопытством приглядывался к корабельщикам, а те, в свою очередь, — к нему, ведь и они в большинстве своем никогда не видели живого киммерийца и даже не знали, что на свете есть еще и такая страна.

Сами они были типичными аргосскими мореплавателями, невысокими, крепкими и коренастыми. Конан далеко превосходил их ростом, а по силе — любых двоих, вместе взятых. Да, они отличались этакой узловатой, кряжистой цепкостью, но Конан обладал поистине волчьей выносливостью и жизнестойкостью, его тело и душа обрели стальную закалку в тяготах дикой жизни и беспощадной войны. Он любил посмеяться, но так же легко впадал и в поистине ужасающий гнев. Он был не дурак поесть и — что греха таить — порою не знал удержу в выпивке. Во многом по-детски наивный, так и не привыкший к утонченным хитростям цивилизации, Конан отличался природным умом и никому не давал сесть себе на голову и мог быть опасным, точно проголодавшийся тигр. Он был еще молод годами, но успел и повоевать, и постранствовать по населенному миру. Это чувствовалось даже по его одежде и снаряжению. Рогатый шлем, например, имел явное отношение к золотоволосым асирам Нордхейма; чешуйчатая броня и поножи происходили из лучших мастерских Кофа; тонкие кольчужные нарукавники и штаны были выкованы в Немедии, а на поясе красовался великолепный аквилонский двуручник. Что же до роскошного плаща за спиной, то подобные ткали только в Офире.

«Аргус» неуклонно двигался к югу, и Тито уже высматривал по берегам обнесенные высокими оградами деревни черных племен. Увы, им попадались лишь дымившиеся пепелища, усеянные черными нагими телами, и Тито клял всех богов.

— Пираты, якорь им в глотку! Здесь побывали пираты! А как славно, помнится, я торговал тут в былые деньки…

— Пираты? — Конан невольно тронул рукой неразлучный меч в ножнах. — Ну и что будет, если мы их встретим?

— Мы не воины, а купцы. Я не ищу сражений, я лучше пущусь наутек!.. Но если все-таки произойдет заварушка — что ж, нам случалось отбиваться от разбойников, отобьемся и теперь. Ну, конечно, если не нарвемся на «Тигрицу» самой Бёлит.

— Бёлит? Это кто?

— Самая жуткая демоница из всех, по ком плачет веревка. И если я не ослеп, это ее головорезы поработали в той последней деревне. Много бы я дал, чтобы однажды увидеть Бёлит болтающейся на рее! Как говорят, сама она из Шема, а команда у нее сплошь свирепые чернокожие. Сколько добрых купцов они отправили на дно морское!

Говоря так, Тито доставал из-под кормовой палубы стеганые куртки, стальные шлемы, луки и стрелы.

— Если она на нас налетит, — проворчал он, — толку от сопротивления будет немного. Но все же дать зарезать себя вовсе без боя — позорно и трусливо.

Солнце только-только взошло, когда послышался предостерегающий крик впередсмотрящего. Из-за длинного мыса острова, лежавшего далеко в море по правому борту, выдвинулась узкая смертоносная тень — по-змеиному изящная боевая галера с надстройкой для стрелков от носа до кормы. Сорок весел по каждому борту быстро мчали ее по морским волнам, низкие борта не могли скрыть неистовой пляски нагих чернокожих воителей, что с громкой песней колотили копьями в длинные щиты. На мачте галеры развевался ярко-алый вымпел, длинный и узкий.

— Бёлит, — побледнел от страха Тито. — Разворачиваемся, живей! Скорее вон в то устье!.. Если успеем туда проскочить, может, спасемся.

И «Аргус», развернувшись чуть ли не на месте, кинулся к полосе прибоя, гремевшего под пальмами на берегу. Тито безостановочно ходил по палубе туда и сюда, призывая хрипевших гребцов к сверхчеловеческому усилию. Его черная борода стояла дыбом, глаза горели.

— Дай лук, — обратился к нему Конан. — Не то чтобы я считал его оружием, достойным мужчины, но стрелять меня учили гирканцы, я сумею подстрелить хотя бы парочку пиратов!

Стоя на высокой корме, он смотрел, как несется на сближение легкий змееподобный корабль, и, даже не будучи моряком, явственно видел: «Аргусу» эту неравную гонку не выиграть никогда. И то сказать, с «Тигрицы» по ним уже стреляли, и стрелы, пущенные нетерпеливыми пиратами, с шипением падали в воду едва ли не в двадцати шагах за кормой.

— Может, принять бой? — обратился Конан к Тито. — По мне, лучше умереть от удара в грудь, чем от стрелы, всаженной между лопаток!

Но Тито, размахивая кулаками, лишь закричал:

— Греби веселей, собачье отродье!

Бородатые аргосцы со стонами налегали на весла, по спинам ручьями тек пот, мышцы сводило судорогой. Бедный маленький «Аргус» скрипел и охал всем корпусом, почти выпрыгивая из воды. Ветер, как