из нас так или иначе сталкивался с этими ребятами, особенно после вылазок «за флажки», как у нас говорили. До сих пор это было всего лишь не самой приятной обязанностью.

«Что, блин, я сделал не так?» — лихорадочно размышлял я, припоминая подробности последних боёв.

— Вы не волнуйтесь только, — елейно улыбнулся подпол.

Почему именно «елейно»? Понятия не имею. Кажется, это что-то с религией связанное. Почему, когда я нервничаю, мне всякие заковыристые слова приходят в голову?..

— Давайте сразу к делу, — как-то резко подпол вдруг стал серьёзным; в его голосе прорезались стальные нотки, — ситуация следующая. Мы выявили внедрённого агента подполья Вечных. Слышал про такое?

Я кивнул. Каждый слышал о подполье; в освобождённых городах мамы им детей пугают.

— Мы могли бы взять его на месте, но тогда не останется возможности перехватить его канал связи. Этот агент завтра в составе группы кандидатов от части отправляется на станцию, где сядет на поезд, следующий по маршруту «Челябинск-Москва». Агент очень серьёзный, поэтому посадить в тот же вагон и тем более в то же купе наших сотрудников мы не можем. В части они известны. Новых людей привлекать тоже не желательно. Нам нужен кто-то с послужным списком. Понимаешь? Чтобы вести наблюдение и при обнаружении признаков подготовки сеанса связи дать нам знать. Как я понял, ты в составе той же группы тоже едешь в Академию, так?

Я беспомощно посмотрел на комбата. От ответил твёрдым взглядом исподлобья и едва заметно кивнул.

— Да, — сказал я, — еду.

— Вот и отлично, — снова улыбнулся подпол, — давай поговорим о технических деталях. Времени на подготовку у нас нет, но твой командир говорит, что ты смышлёный парень. Разберёшься.

Пассажирские самолёты были роскошной редкостью. Почти весь парк был потерян во время Революции Сознания, а во время Гражданской наращивание темпов их производства не было приоритетом. Конечно, кандидатов можно было отправить в Москву грузовым бортом, но в военно-транспортной авиации Революционных сил царила неразбериха, связанная с готовящейся реорганизацией, и согласование маршрута с путевыми листами было делом не быстрым.

К тому же, не факт, что кандидаты прибыли бы на место прохождения вступительных испытаний раньше: расписание ВТА кроилось на живую нитку, и борт, который планировался на Москву, легко могли переставить куда-нибудь на Магадан, а то и вовсе в дружественные страны.

При этом поезда были самым надёжным и точным видом транспорта, так что выбор именно этого способа доставки кандидатов тыловыми службами был очевиден.

Мы сели в состав в Чебаркуле — до него было ближе, чем до Челябинска, но всё равно пришлось трястись четыре часа в кузове грузовика по ухабистым лесным просёлкам.

Состав не был новым. Большинство вагонов ещё со времён до Революции, но купе содержались в хорошем состоянии: на окнах — чистые занавески, все туалеты работают, даже кондиционер включили, когда ближе к обеду стало жарковато. О чём ещё можно мечтать?

Парень, за которым мне нужно было наблюдать, ехал со мной в одном купе. Он был танкистом из соседнего полка нашей дивизии. Черноволосый, смуглый, приземистый, с весёлыми карими глазами — он сразу располагал к себе. Ему досталась верхняя полка, по диагонали от моей нижней. Ещё купе с нами делили два бойца из штурмовой пехоты, оба — сильно старше меня. Им было лет по двадцать пять, один даже бороду носил.

Как только поезд набрал скорость, старшие ребята откуда-то достали мутную бутыль самогона и начали праздновать отъезд. Такое, конечно же, не приветствовалось, но состав формально не принадлежал военному ведомству, поэтому никакого надзора военной полиции и комендатуры тут не было.

— Ну что, парни? — спросил бородатый, который сидел рядом со своим товарищем на его полке, — с нами или как?

— Как звать-то кстати? — вмешался другой, — я Максим, он вот Павел.

— Гордей, — сказал я, протягивая руку.

— Митька, — ответил предполагаемый агент Вечных, спускаясь с верхней полки, — ребят, я б с удовольствием, но такое дело — у меня аллергия на спирт. Даже от пива могу волдырями покрыться. Такое дело… — он грустно вздохнул.

— Ясно, — пресным голосом ответил Максим, — значит, комиссию не пройдёшь.

Из-за тона было непонятно, шутил ли он или говорил серьёзно. Митька беспомощно и даже жалобно посмотрел на меня. Почему-то в этот момент мне очень сильно захотелось, чтобы контрразведчики ошиблись. Чтобы подозрения оказались ложными.

— Да шутит он, — рассмеялся Павел; Макс в этот момент тоже улыбнулся.

— Так, а у тебя будут отговорки? — Спросил он у меня.

— Нет, — ответил я, — не будут.

— Значит присоединишься?

— Извините, ребят, но нет. Просто не люблю я это дело.

— Ты из разведчиков, что ли? — прищурился Павел.

— Ага, — кивнул я.

— Ясно. Да, у вашего брата другое к этому делу отношение. Слышал. Ну да ладно — нам больше достанется, — он подмигнул соседу.

Кроме бутыли с самогоном, попутчики достали пару пехотных сухпайков и распаковали их. В купе запахло тушёнкой.

— Но вообще я голодный, — сказал я, доставая собственный сухпаёк, — давайте хоть поужинаем вместе.

Макс кивнул, улыбнувшись. Митька как-то ловко и незаметно тоже пристроился рядом со мной.

— За Революцию! — произнёс тост Павел после того, как разлил самогон по гранёным стаканам в подстаканниках.

— За наших! — синхронно ответили мы.

Я стукнул кулаком по стаканам парней, потом приступил к ужину.

Расслабившись, ребята начали травить байки. Потом вспоминать курьёзные ситуации. После этого дошло дело и до более тяжёлых воспоминаний. Тосты за погибших товарищей. Разговоры становились всё менее весёлыми и постепенно стихли.

Наконец, Максим начал убирать пустые консервы обратно в пластиковый контейнер сухпайка.

— Ладно, — сказал он, — надо ещё отоспаться будет. И готовиться. На месте надо быть в форме.

Павел кивнул в ответ.

За окном сумерки позднего вечера становились настоящей ночью. Я включил свет для чтения над своей полкой и помог собрать мусор.

— Я вынесу, — сказал я, собирая контейнеры.

— Давай, — кивнул Максим, после чего вытянулся на своей полке.

— Я с тобой! — Митька поднялся, освобождая мне проход, и открыл дверь купе.

В коридоре было свежо и даже прохладно. Кондиционеры продолжали работать на полную мощность, хотя солнце давно зашло. Двери остальных купе были закрыты. Всё правильно: ребята отсыпаются, пользуясь возможностью. Это нам попались беспокойные попутчики постарше… хотя было ли это случайностью? Не могу точно сказать — от ребят из контрразведки можно было ждать чего угодно.

Я смотрел на Митькин затылок. Он шёл по коридору осторожной, крадущейся походкой, ловко подстраиваясь под колебания раскачивающегося вагона. Это продолжалось пару секунд, а потом он, после очередного толчка, вдруг налетел боком на поручень. Тихо выругался, и дальше пошёл так, как ходят обычные люди, придерживаясь рукой за стенку.

Во время инструктажа подполковник предупреждал меня, что агент обладает определённым набором специальных навыков, чтобы я был осторожен и ни в коем случае не вступал с ним в непосредственное столкновение. За время посиделок я как-то расслабился и почти уверил себя, что Митька нормальный, а подозрения насчёт него — это какая-то ужасная ошибка.

Спустя ещё несколько секунд я уже не был уверен, что его особая походка мне не померещилась. Подсознание от нервного напряжения иногда способно делать странные вещи.

Будто почуяв взгляд, Митька обернулся.

— Идёшь? — спросил он.

Я кивнул в ответ и, поправив контейнеры так, чтобы они не вывалились по дороге, пошёл вслед за ним.

В какой-то момент я вдруг остро ощутил себя на его месте. Наверно, сказался опыт разведчика. Каково это — быть в окружении врагов и продолжать делать своё дело, несмотря ни на что? Улыбаться им, шутить и балагурить — зная, что в любой момент ты готов убить того, кому улыбаешься? И так день за днём…

Сложно. Но человек способен адаптироваться ко всему.

Должно быть, Митька сейчас ищет способ безопасной связи. Угадывает момент. Это не так просто, как кажется. Контрразведчик говорил, что агенты отказались от использования радиосвязи. Их научились пеленговать очень быстро и эффективно. Устроить лазерную передачу через окно движущегося поезда — это тоже из разряда фантастики. Остаются только физические носители.

Окна в вагоне не открываются. Тамбуры на стыках тоже невозможно использовать из-за слишком большого риска повредить контейнер. Остаются только станции.

На каждой остановке по пути следования будут работать команды контрразведчиков. Тут моя помощь не требовалась. Подполковник был почти уверен, что именно там произойдёт попытка связи,