Шрифт:
Закладка:
— Так они тебя ждали, Боренька, — Жаба расплылся в фальшивой улыбке. Ты проходи, не стой. — Нам многое надо обсудить.
Глава 4
«У нас многопартийная система: одна партия у власти, а остальные в тюрьме»
— Разувайся, Боря, одевай тапочки, дорогой и проходи в кабинет, — велел Жаба, элегантно взмахнув рукой.
Из кармана его халата появилась настоящая кубинская сигара, новенькая. Ее Вениамин Бенедиктович поднёс к ноздрям, вдохнул аромат душистого табака, закрыв глаза, и медленно выдохнул. Из кармана тотчас появилась зажигалка, причём не какая-то залипуха, а настоящая забугорная зиппа, которую в Союзе достать можно было по большому блату. К потолку коридора устремился сизый дымок и пространство заполнилось едким ароматом. Толстяк сделал несколько глубоких затяжек, выпустил в воздух пару колечек и сухо закашлялся. Взял со стоявшего у двери комода кофе в белой чашке и сделал малюсенький глоток, так — горло прополоскать. Видать оставил здесь, пока в коридор выходил. Сивый уловил приятный запах свежесваренного кофе, хорошо сочетавшийся с запахом кубинского табака и даже сглотнул. Это не цикорий у бабушки на кухне заваривать, кофе Жаба пил натуральный.
«Неплохо так местный царёк устроился. Губа не дура, гаванский табачок смолить и натуральный кофе пить», — заключил Сивый, шагая по коридору в белоснежных тапочках.
Как он и предположил, Жаба раньше времени занялся приватизацией и присвоил себе сразу весь пролёт с коммунальными квартирами. Оных здесь насчитывалось целых пять. Выходила огромнейшая квартира с хорошо сделанным ремонтом. Явно критик денег на себя любимого не жалел.
«А я переживал, что не устроился по жизни бедолага».
По полу коридора тянулся длинный ковёр сделанный явно под заказ, с витиеватыми узорами издали напоминающими советскую символику серпа и молота. На стенах висели портреты. По правую сторону классиков советской литературы, от Горького и Шолохова до Ильфа и Петрова. По левую руку — изображения генеральных секретарей ЦК партии, от Ленина и Сталина до Андропова и Горбачева. Все в позолоченных рамках, дорого богато.
«Критик, мля, пока поэты и писатели в трущобах жопа к жопе мнутся в тесноте, этот карась себе хоромы отжал».
Как раз в одной из комнат бывшей коммунальной квартиры у Вениамина Бенедиктовича помещался рабочий кабинет.
— Проходи, Боренька, чувствуй себя как дома, — крякнул Жаба из-за спины, когда Сивый на пороге на секунду застыл.
Зашли внутрь и Борис Дмитриевич, так-то привыкший к роскоши, сейчас подавил в себе желание присвистнуть. Как будто не к критику пришёл, а к начальнику городского ГИБДД.
Центральной композицией кабинета был портрет Ленина, висевший на стене над рабочим столом. На лбу Ленина поблёскивали блики отражения хрусталиков огромной лампы. Такой бы и Николай Второй позавидовал в своём дворце.
Сам массивный резной стол, основательный такой, выполненный из лучших пород дуба, был заставлен разного рода причиндалами от пепельницы ручной работы до позолоченной лампы. Печатаная машинка иностранного производства и чёрный проводной телефон дополняли общее впечатление. Ну и конечно в глаза бросался шкаф высотой в потолок из красного дерева, в котором стояли книги, все до одной в дорогом подарочном оформлении, весьма редком.
Вениамин Бенедиктович подошёл к столу и плюхнулся на стул, тоже из резного дуба, обтянутый кожей с прострочкой. Причём швы такие все аккуратненькие, один к одному, без брака. К спинке крепился выполненный из золота герб СССР размером с сжатый кулак.
«Жопа у тебя товарищ Жаба не треснет на таком стуле сидеть?», — подумал зло Сивый.
По честному, хотелось взять критика за горло и придушить, желательно прям на вот этом стуле. Конечно, Боря помнил отчетливо, что в своё время «убийство» Вениамина Бенедиктовича принесло ему множество проблем и закрыла на долгие годы доступ к литературе. Но прежде такие последствия Борис Дмитриевич связывал с жалостью к критику в книжном мире и «праведным гневом». Теперь как выяснялось, дело было не столько в жалости, сколько в авторитете Жабы. Возвести хоромы, захапав целых пять коммунальных квартир и «Чайку», такое себе мог позволить только крайне серьёзный человек проворачивающий такие же серьёзные дела и бывший на короткой ноге с нужными людьми в партии. И отомстили Сивому тогда скорее всего за то, что он чью-то малину натурально испортил и у кого-то там что-то не срослось после смерти Вениамина.
Возникал резонный вопрос — чего этот критик хотел от издания несчастного сборника стихов студентов? Он по логике увиденного ему днём с огнём не тарахтел. Может работа с молодёжью какая, по линии партии проводится? Но так времена малость изменились и молодёжью теперь никто не станет заниматься следующие лет 10. Считай все эти общественные организации и институты — из нет больше.
«А вот нажива — это совсем другое дело, понять бы только как Жаба руку греет на студенческих стихах».
Борис Дмитриевич, всегда имевший острую чуйку на наживу, с нетерпением ждал ответ на свой вопрос. Да и сам разговор с Жабой теперь не казался ему безынтересным. Что-то этакое мутил критик, проворачивал и Сивому нетерпелось скорее разобраться в схематозе.
— Ну, молодой человек, как ваши дела?
— Какие у нас дела, Вениамин Бенедиктович? У нас делишки, а ДЕЛА у прокурора, — коротко пожал плечами Сивый, демонстративно осматривая убранство кабинета и «ни на что не намекая».
Жаба аж дымом от сигары поперхнулся. То ли больно табачок гаванский крепким оказался, то ли сравнение критику не понравилось.
— Присаживайтесь, — велел он, потянувшись к чашке с кофе.
Сделал внушительный глоток. Сивый не сразу догадался, что в кофе критика подмешен коньяк. А теперь, когда дистанция между ним и Жабой сократилась, чувствовался отчётливый запах спиртного.
«Вон че как к мамкиной сиськи к чашке присосался».
Сивый отодвинул от стола стул, присел.
— А если серьезно, Вениамин Бенедиктович, то все у меня хорошо. Вот выключатель бабуле починил. Сегодня розетку на место вставлю. Вы то сам как? Я кстати один стишок новый написал, прелюбопытный. Хотите вас расскажу?
— Ну ка.
— Курение вредит здоровью!
Предупреждает всех Минздрав,
Но не ведет никто и бровью,
Хотя Минздрав, конечно, прав.
Табак — причина рака легких,
Инсультов и инфарктов друг.
Влечет людей с времен далеких,
В порочный и смертельный круг.
Боря припомнил прочитанный однажды на просторах сети стих и обладая феноменальной памятью легко его пересказал.
Так и хотелось подковырнуть этого толстого мерзавца, из-за которого он потерял 10 лет своей жизни в тюрьме. А видя как