Зарин в двадцать раз токсичнее цианида. Он вмешивается в работу нейромедиатора ацетилхолина. Точнее, он связывает и блокирует фермент, отвечающий за разложение ацетилхолина – ацетилхолинэстеразу. От этого накапливаются излишки ацетилхолина, и в нервной системе наступает хаос, поскольку сигналы, передающиеся при помощи ацетилхолина, отвечают еще и за контроль над сокращением мышц. В результате у жертвы наблюдаются внезапные и унизительные выделения изо всех отверстий на теле, а затем поражаются межреберные мышцы и диафрагма, и несчастный не может дышать. Смерть зависит от дозы и наступает в считаные минуты.

Страшное и смертоносное воздействие зарина на человека было известно задолго до бойни в Ираке, которая донесла эту жуткую реальность до всего мира. Еще в пятидесятые зарин получил известность как самое страшное нервно-паралитическое оружие, и именно тогда СССР и США начали запасать его в военных целях. Поэтому когда в 1981 году нейрофизиолог Уильям Саммерс предложил применять для лечения болезни Альцгеймера лекарство, связывающее и блокирующее ацетилхолинэстеразу, он понимал, что ступает на зыбкую почву.

Саммерса заинтересовал препарат такрин (он же 1,2,3,4-тетрагидроакридин-9-амин), который синтезировал один австралийский химик еще в годы Второй мировой войны в попытке разработать антисептик для лечения раненых солдат, но затем появился пенициллин, и о такрине благополучно забыли. Однако испытания такрина на животных еще во время войны выявили одно интересное свойство этого лекарства: оно всегда препятствовало действию наркоза, который ученые давали животному, обычно мыши, чтобы оно уснуло. Это заинтересовало другого австралийца, психиатра Сэма Гершона, в конце пятидесятых. Возбуждающий эффект такрина, судя по всему, объяснялся именно его способностью блокировать ацетилхолинэстразу: в сущности, такрин делал то же самое, что газ зарин, но был гораздо безопаснее.

Саммерс вырос на тенистой окраине маленького городка в центральной части Миссури и относится к ученым совсем иной породы. Прагматический, но при этом неожиданный и новаторский подход он, видимо, унаследовал от предков: его отец и дед тоже были врачами, и юный Саммерс, которому предстояло продолжить династию, часто сопровождал их на местную свиноферму, где они собирали щитовидные железы свиней. Железы развешивали в саду, сушили, а затем делали из них экстракт для лечения больных гипотиреозом – вполне эффективный метод, который впоследствии заменили терапией синтетическими препаратами. Болезнью Альцгеймера Саммерс заинтересовался, когда изучал психиатрию в Университете Вашингтона в Сент-Луисе. В те годы ученые уже начали склоняться к мысли, что болезнь Альцгеймера – это разновидность деменции.

Однако популярное представление о том, что болезнь вызывают бляшки и клубки, вызывало у Саммерса сомнения.

– Думаю, они просто скапливаются там, где раньше были мертвые нейроны, – рассказывал он мне во время долгой беседы в его кабинете в Альбукерке, в штате Нью-Мексико, где Саммерс ведет частную практику. – Может быть, отчасти они тоже вызывают гибель нейронов, но я считаю, что на самом деле это механизмы защиты от чего-то другого. Возможно, у них полсотни разных целей, а болезнь Альцгеймера – только финал некоего конечного общего пути.

С точки зрения Саммерса, целью должна быть ацетилхолинэстераза, а такрин для этого – идеальное оружие.

В феврале 1981 года он ввел лекарство внутривенно 12 страдающим болезнью Альцгеймера11. Дозы были разными, ведь никто, в сущности, не представлял себе, какое количество будет эффективным, вредным или даже смертельным. Но, невзирая на страх и трепет, результаты оказались явно положительными. У 9 больных спустя всего несколько часов после процедуры было отмечено значительное улучшение когнитивных навыков. А побочные эффекты – большая удача! – свелись к легкой тошноте и потливости.

– Меня потрясло, что при соответствующих обстоятельствах яд может стать лекарством, – говорит Саммерс.

Саммерсу не терпелось продолжить исследования, однако его коллеги-врачи были настроены скептически. Поскольку Саммерс работал на полную ставку в клинике Университета Южной Каролины, его рабочий день был в основном посвящен осмотру больных, и времени на исследования оставалось мало. Однако он преисполнился решимости, уволился из клиники и занялся частной практикой:

– Я подумал – черт побери, я стану работать частно, заработаю денег, оплачу собственные исследования, а в Национальных институтах здравоохранения пусть думают что хотят!

По натуре Саммерс был человек волевой и прямолинейный. Он заплатил 90 000 долларов из своего кармана (на наши деньги – 300 000 долларов) за разработку такрина в таблетках. Помогали ему единомышленники из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и химической компании Aldrich в Милуоки. Проводились испытания на мышах и приматах, затем Управление по контролю над продуктами и лекарствами одобрило испытания на людях, и к 1986 году Саммерс опубликовал данные по 17 больным, получавшим лекарство орально, в журнале New England Journal of Medicine12.

Его результаты сразу стали сенсацией: лекарство и в самом деле временно улучшало память и когнитивные навыки при болезни Альцгеймера. Это не было лечение, но для миллионов, вынужденных смотреть, как их родные и близкие тают и угасают, этот маяк надежды сиял ослепительным светом.

– Как будто джинн из бутылки, – рассказывал Саммерс. – Нашелся какой-то саудовский принц, у которого была болезнь Альцгеймера, и за мной хотели прислать самолет, чтобы я полетел в Саудовскую Аравию лечить его высочество. Честно говоря, я сам не знал, во что ввязался.

Однако многие продолжали сомневаться, несмотря на всеобщее ликование. В частности, коллег-нейрофизиологов и Управление по контролю над продуктами и лекарствами беспокоило, что Саммерс проводил исследование в собственной частной психиатрической клинике, а не под присмотром врачебного и научного сообщества, и при этом делал очень высокие ставки на положительный результат. Это вызывало подозрения. И в самом деле, другие исследователи не сумели повторить результат. Вскоре Саммерс оказался под следствием, которое длилось целый год.

– С изобретениями всегда так, – говорил он мне. – Львиная доля изобретений делается не там, не теми, не вовремя и не по тем причинам. Я проходил по всем параметрам. Открыть первый препарат для лечения болезни Альцгеймера, несомненно, должны были Национальные институты здравоохранения, а не какой-то одиночка с частной практикой в Лос-Анджелесе, и на деньги крупных государственных грантов, а не на собственные гроши.

Управление по контролю над продуктами и лекарствами заявило, что выводы статьи в журнале New England Journal of Medicine преувеличенны и ошибочны. И техника эксперимента, и результаты полны погрешностей, так что в конфузе виноваты и рецензенты New England Journal of Medicine, которые это просмотрели.

В дальнейшем Саммерса оправдали. Особая комиссия, состоявшая из сотрудников Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, скрупулезно изучила его работу, сообщила в Управление по контролю над продуктами и лекарствами, что проверка не нашла никаких недочетов, и 10 сентября 1993 года такрин стал первым препаратом для лечения болезни Альцгеймера, получившим одобрение Управления по контролю над продуктами и лекарствами. Чем больше больных получали лечение, тем яснее становилось, что такрин, конечно, помогает, но не очень сильно. Но этого было достаточно, чтобы подхлестнуть надежду, что болезнь в принципе поддается лечению и оно будет найдено, – а ведь раньше научное сообщество не допускало и мысли об этом.