Дома как люди – у каждого своя судьба.

Дом на Маразлиевской родился в 1909-м и, как указывали справочники, считался одним из самых красивых и фешенебельных жилых домов Одессы. Хозяйкой его была некая баронесса Луиза фон Гойнинген-Гюне, а обитателями – семьи богатых одесских негоциантов и заводчиков. Их привлекала близость дома к Александровскому парку, пленял украшенный витиеватыми башенками фасад, соблазняли огромные восьмикомнатные квартиры. Дом гордился своим засаженным цветами внутренним двориком, конюшнями для собственных лошадей и… редкость по тем временам!.. гаражом для собственных – первых в Одессе – авто.

В те давние времена по утрам на зеленых газонах дворика нарядные дети в матросских костюмчиках играли в серсо, а по вечерам огромные фонари освещали парадный подъезд и лакированные ландо, ожидавшие расфуфыренных дам, чтобы везти их в Оперу.

Но грянул грозный 1920-й, и судьба Дома на Маразлиевской сделала крутой поворот: 7 февраля по обледенелой брусчатке мостовых процокала конница Гришки Котовского – в Одессу пришли красные.

И сразу исчезли, словно их и не было, нарядные дети в матросских костюмчиках, слиняли лакированные ландо и растаяли расфуфыренные дамы.

Баронесса фон Гойнинген-Гюн, к счастью для нее, вовремя отчалила в Болгарию, а в Дом на Маразлиевской пришли новые хозяева. Уютные гостиные превратились в комнаты для допросов, вольтеровские кресла сменились колченогими стульями, а инкрустированные слоновой костью ломберные столики – обшарпанными канцелярскими столами. Обои на стенах покрылись пятнами, а дорогие картины одесских художников – Костанди, Буковецкого, Нилуса – уступили место революционным плакатам, на которых мускулистые рабочие кололи штыками зеленых, похожих на жаб, буржуев.

Разбились огромные фонари, освещавшие по вечерам парадный подъезд, а вместо лакированных ландо у подъезда заняли пост чекисты в черных кожаных тужурках.

Новым хозяином Дома на Маразлиевской стала Губернская Чрезвычайная комиссия – ГУБЧЕКА, или, как назвали ее в Одессе, Чрезвычайка.

И началось, и пошло и поехало…

Говорят, что одесская Чрезвычайка была самой зверской в стране. Каждый день на стенах домов и на круглых афишных тумбах появлялись приказы об обязательной регистрации бывших белых офицеров, бывших фабрикантов, бывших купцов, бывших домовладельцев. Каждый день по городу шли облавы, обыски, аресты. Каждый день особые отряды отбирали у жителей «излишки» – по новым большевистским законам каждый гражданин Страны Советов имел право на один костюм, одну пару ботинок и три пары кальсон.

И каждую ночь в Доме на Маразлиевской, в том самом гараже для собственных – первых в Одессе – авто, под шум мотора грузовика «выводили в расход» раздетых донага «бывших»: 23 июля – 29 человек, 30 июля – 50, 1 августа – 34…

И каждое утро на тех же афишных тумбах появлялись списки расстрелянных прошедшей ночью. И каждое утро возле афишных тумб дико вскрикивали и теряли сознание матери, обнаружив в расстрельном списке имя единственного сына.

За неполные восемь месяцев, с февраля и до конца сентября 1920-го, в Одессе было расстреляно 1418 человек.

Шли годы…

Тенистая Маразлиевская стала улицей имени Фридриха Энгельса, а парк имени российского императора Александра II – парком имени украинского поэта Тараса Шевченко.

Но слава Дома на Маразлиевской не оскудевала.

Время только меняло аббревиатуры: ОГЧК, ОГПУ, НКВД.

Да и хозяева время от времени сменялись: тех, кто вчера расстреливал в гараже раздетых донага «бывших», расстреливали сегодня как «врагов народа».

И так до самого последнего часа.

До 22 октября 1941-го, когда в Доме на Маразлиевской прогремел взрыв.

Кто «смастерил» ловушку?

Румыны да, конечно, и немцы с самого начала понимали, что взрыв Дома на Маразлиевской мог быть осуществлен только профессионалами. Так об этом и доложил в Берлин группенфюрер СС Отто Олендорф, расположившийся со своей Эйнзатцгруппе «D» в Николаеве[7].

ИЗ ОПЕРАТИВНОГО РАПОРТА № 125

Берлин, Руководителю РСХА, 26 октября 1941 г.

Эйнзатцгруппе «D», Николаев

22 октября, в 18:10, взорвалось здание НКВД, в котором размещался командующий 10-й румынской дивизией и городская комендатура Одессы.

Несомненно, что минирование здания было подготовлено давно. Способ, которым было оно было осуществлено, свидетельствует о ловушке.

В качестве контрмер румыны готовятся убить всех евреев Одессы.

Около 10 тысяч уже убиты. [Выделено нами. – Авт.]

Олендорф прямо указывает на то, что мины были заложены заранее и это свидетельствует о тщательно подготовленной «ловушке».

Знали, что была «ловушка», и знали, что смастерили ее большевики. Но Москва не спешила «похвастаться» – ни во время войны, ни даже после ее окончания.

Прошли годы, многое изменилось в мире, о многом стало возможно рассказать, и вот что сообщил генерал-полковник Аркадий Хренов, занимавший в то время пост начальника инженерных войск Одесского оборонительного района.

В октябре 1941-го советские войска, готовясь по приказу Ставки Верховного Главнокомандования оставить Одессу, взрывали все стратегические объекты: портовые сооружения, узлы связи, аэродромы, электростанции, хлебозаводы…

Руководство этой операцией осуществлял генерал Хренов.

А еще, и это, наверное, самое главное, Хренов отвечал за подготовку диверсионных взрывов, которые следовало произвести после ухода из города и захвата его врагом. Одним из объектов, подлежащих такому взрыву, был Дом на Маразлиевской.

Взрыв должен был быть осуществлен с помощью «радиотелефугаса». Это новое по тем временам устройство состояло из двух частей: радиоприемника и радиопередатчика. Приемник устанавливался на месте планируемого взрыва, обкладывался взрывчаткой и подключался к детонатору, а передатчик, настроенный на ту же волну, располагался в отдалении. В нужный момент передатчик посылал сигнал, приемник включал детонатор, и… взрывчатка делала свое дело.

Для установки радиоприемника в Доме на Маразлиевской был выбран заброшенный подвал, в котором было свалено барахло баронессы фон Гойнинген-Гюне: диваны, кресла, ломберные столики и картины одесских художников. Все это за двадцать лет покрылось толстым слоем пыли и сетью паутины.

И именно здесь, в этом хаосе, саперы Хренова заложили около трех тонн тола. Кроме обычного детонатора, к приемнику подключили еще две стокилограммовые бомбы, накрыв их неизвлекаемыми минами, так что, в случае попытки разминирования, Дом на Маразлиевской и без сигнала взлетел бы на воздух. Особое внимание уделили восстановлению «заброшенности» подвала: убрали мусор и все, включая пыль и паутину, возвратили на прежнее место.

И наконец, последний штрих «мастера» – на первом этаже в приемной комендатуры, в самых видных местах установили несколько обычных мин, которые непременно должны были обнаружить… и обнаружили профессиональные немецкие саперы!..

Отлично сработано!

Но почему столько сил и времени было потрачено на подготовку взрыва Дома на Маразлиевской?

Румыны очень болезненно относились к своим неудачам под Одессой и, надеясь, что город все-таки… вот-вот… будет взят, неоднократно опережали события и объявляли по радио, что Одесса пала: «Odessa a cazut!»

В первых