«Тебе лучше закрыть глаза мальчик», – обратился ко мне незнакомец. Но я не стал этого делать, я был уверен, что это лучший фокус Шарля за всю его профессиональную карьеру циркача. Шарль чиркнул спичкой и поджёг себя. Огонь опоясал всё его тело, волосы сгорели моментально, кожа сразу же покрылась волдырями и начала слезать, обнажая человеческое мясо, губы Шарля лопнули, и на его лице появился зловещий оскал. Послышались душераздирающие крики, казалось, что все вокруг сошли с ума, я же потерял сознание.

* * *

Я не стал таким как мой отец. Да, теперь передо мной на этой самой площади около миллиона человек, хоть я и не шут. Все они желают прикоснуться ко мне, потрогать мои искусственные стигматы, но это сейчас. А раньше…

* * *

После гибели отца я пристал к цыганам, они приняли меня и научили колдовству. Колдовство было сродни грабежу. Зеленоглазый мальчик со светлыми волосами внушал доверие посетителям магического шалаша на колесах с неоновой вывеской, на которой светилась ярко-фиолетовая надпись «Чародей Урсус». Люди узнавали о своей судьбе по картам таро, Урсус узнавал об их бюджете по карманам. Всё шло, скажем так, неплохо, народу нравились мои фокусы, меня любили цыганские дети, меня обожали молодые цыганки, даже сам цыганский барон уважал меня и души во мне не чаял. Меня же беспокоило то, что я не стал чем-то большим, слова отца – «Ты никогда не будешь мной» – никак ни покидали моей головы. «Дай мне совет, отец!» – просил я каждый день, и вот однажды я услышал его.

Мы расположились в окрестностях небольшого городка Каталонии. Народ с неохотой посещал нас, и нам хватало средств лишь на то, чтобы накормить своих лошадей. Уличная магия не интересна в нынешнюю эру, всё это осталось давно в прошлом, думал я. Спустя некоторое время каталонцы понемногу всё же начали посещать нас. Когда я спросил одного конопатого мальчишку, в чём причина их неожиданного визита, он ответил, что в церковь святого Франциска привезли плащаницу Христа, и после того, как ажиотаж постепенно спал, верующие вновь обратились к магии. «Сегодня последний день, когда можно прикоснуться к ней», – предупредил мальчик. Это было знаком свыше, это был глас моего покойного отца, и я, бросив все свои магические дела, направился прямиком в церковь. Местные бабки плевали мне вслед и обсыпали различного рода проклятиями, называя меня цыганским отпрыском сатаны. Сын же Шарля шёл вперёд, шёл навстречу своему величию.

Когда же я подошёл к этой самой церквушке, на моём лице выступил холодный пот, передо мной стояла огромная очередь, состоящая из тысячи человек. Никто не хотел уступать, некоторые люди стояли по несколько суток в надежде прикоснуться к святыне. Здесь необходимо было проявить смекалку. Вернувшись обратно в табор, я попросил своего старого ассистента, коим был одноглазый цыган Варан, чуточку приукрасить мой внешний облик. Наложив грим и переодев меня в потрёпанное одеяние, Варан напутствовал словами «Никто не захочет стоять в одной очереди с прокажённым». И вправду, увидев на моём теле искусно обработанные язвы, люди расступались, и я спокойно проходил вперёд. Проникнув внутрь церкви, я обомлел, перед моим взором открылась потрясающая картина: в лоне божьего дома, над распятием, висел стяг с изображением лика Христа.

«Вздор. Неужели вы, глупцы, думаете, что больше двух тысяч лет эта тряпка не могла обветшать и не утратить своего рисунка?!» – крикнул Урсус. Святоши похватались за свои головы, некоторые особо впечатлительные дамы повалились в обморок от моих слов, а один очень важный епископ, спохватившись, велел охране вывести меня. Только никто из них не посмел прикоснуться к прокажённому. Толстый охранник, стоявший неподалёку от амвона, крикнул: «Убирайся прочь, еретик». Но я остался стоять на своём месте как ни в чём ни бывало, порицая своих обидчиков. «Разве гнал от себя Иисус страждущих, разве прогнал Христос от себя усомнившегося Фому? Я шёл более месяца, преодолевая зной, я ночевал на улице, засыпая под открытым небом, когда дул прохладный ночной ветер, а утром, несмотря на туман и моросящий дождь, я поднимался и продолжал свой путь. И вот теперь, придя сюда, я вижу не любовь к ближнему, я вижу не чудеса Иерусалимские, а вижу лишь ваш страх перед правдой прокажённого бродяги. Ваши ценности хрупки, как кости младенца в челюстях Кроноса, ибо нет в них правды, которая крепче стали меча Архистратига», – после своего короткого монолога Урсус подошёл к плащанице, прикоснувшись к ней, вскрикнул и зарыдал, наложив на себя крёстное знамение.

* * *

Святоши поклоняются мне сродни понтифику, они выставляют меня напоказ, словно в зоопарке. Неожиданное исцеление и проявление на теле стигматов позволило мне добиться своей мечты, хотя и через мошенничество. Пресса всех мировых издательств говорит о мученике Урсусе, воздвигая его в ранг нового святого. «Тринадцатый апостол или шарлатан?», «Восьмое чудо света», «Святой бродяга» – таблоиды пестрят эпитетами, которые в свою очередь приносят мне ещё большую славу. Теперь я и не вспоминаю о своей прежней жизни, о нужде, я не помню табора, и мне не снятся кошмары, преследовавшие меня с самого детства. Католическая церковь обеспечивает меня всем необходимым, я для них вроде талисмана, лейбла, религиозной этикетки. Вчера Мюнхен, сегодня Рим, а завтра Сидней, каждый день перелёты, иногда засыпаешь в одном городе, а просыпаешься в другом, моя жизнь превратилась в одно большое путешествие, мой символ – колесо на цыганском флаге. Я не позволяю себе лишнего, никаких наркотиков, девочек и вечеринок, слишком опасно, да и слава важней для меня. Людям необходима вера, иначе этот мир рухнет так же, как и вавилонская башня.

Когда Урсус поднимался по лестнице, люди бросались с воплями и целовали следы от подошв его грязных ботинок. Когда Урсус стоял на высоком постаменте в окружении широкоплечей охраны, держа в руках Библию и читая вслух откровение от Иоанна, люди плакали и, падая на колени, произносили молитвы. «Прости нас, посланник божий, воздай нам за наши грехи». Слыша просьбы народа, Урсус прикусывал нижнюю губу, да так сильно, что иногда с его подбородка стекала кровь. Эту его привычку приписывали к жалости, на самом же деле Урсус пытался сдержать смех, вырывающийся наружу. Он знал их всех, знал их лучше молитв. Он видел в толпе не людей, он видел в толпе их пороки. Вот белокурая красавица с маленькой грудью, мечтающая о силиконовых имплантах. Здесь же папаша-алкоголик,