Шрифт:
Закладка:
Но не прошла и двух домов, как рядом притормозил Джей.
– Подвезти?
Я остановилась, лицо горело. Хорошо, что было темно.
– Куда направляешься? – спросил Джей.
Я крепче прижала к себе свои жалкие манатки.
– Подальше отсюда. А ты куда?
– Если честно, вернулся увидеть тебя.
– Зачем?
– Как сказать… Хотел удостовериться, что все в порядке. Ладно тебе. – Он кивнул. – Давай садись в машину.
Я не двинулась.
– Ну пожалуйста.
Я уступила. Но за всю дорогу не проронила ни слова. Крепко держала сигарную коробку, уставившись в темноту. Он отвез меня в дом своих родителей, в паре миль ниже по реке. Джей тоже не был многословен, за всю дорогу сказал слова три, но меня это устраивало. Я сидела, обеими руками прижимая к себе коробку, благодарная ему за молчание.
В доме витали до боли знакомые запахи: чистящего средства с лавандовой отдушкой, которым пользовалась его мама, и отцовского табака. Джей проводил меня до главной ванной в стиле «дзен», включил душ с шестью лейками и оставил одну в клубах сгущающегося пара. Спустя сорок пять минут, завернутая в огромный халат его матери (тоже, кстати, пропахший лавандой), я ступила в сумеречное пространство кухни. Сигарная коробка возвышалась в центре огромного стола по соседству с фиалками в горшке.
– Пей. – Он подвинул ко мне чашку с кофе, я повиновалась, стараясь не глядеть на свою жалкую и грязную коробку. А она, как всегда, тянула меня точно магнитом: красно-золотые завитушки по краям, красная птица с задорным хохолком сидит на ветке дерева, подвешенной в пространстве, и под птицей надпись «Сигары “Красный Ворон”». Мне нестерпимо хотелось открыть коробку, проверить, все ли вещи на месте, осмотреть и погладить каждую. Я так долго этого ждала. Пришлось заставить себя сомкнуть руки на кружке.
Внезапно мокрые волосы упали мне на лицо: это Джей встал за спиной, в каждую руку взял по половине волос, закрутил их и закрепил на затылке. Я потянулась рукой к волосам: он воткнул в них прищепку.
– Оригинально, – заметила я.
Он откашлялся:
– Родительская квартирка на Орандж-Бич свободна. Можем спокойно туда поехать: есть креветки, пить сладкий чай, смотреть говноящик. – Он закончил протирать тряпочкой стол вокруг кофеварки и проследил за моим взглядом. – Но это не обязательно, просто как вариант. – Он подтолкнул ко мне коробку. – Что тут?
– Просто вещи, которые мама мне оставила, – ответила я.
– Я могу уйти, чтобы ты побыла одна, – предложил Джей. – Если хочешь.
Я колебалась, но потом кивнула.
Он улыбнулся:
– Завтра новый день, Алтея, и он будет лучше, чем этот. Ставлю сто баксов.
Когда он ушел, я подтянула коробку поближе и подняла крышку. Закрыла глаза, открыла снова, надеясь, что больше оттуда ничего не взяли. Нет, все было на месте. Как много лет назад, когда я впервые открыла ее.
Я вынимала каждую вещь по порядку: молитву на клочке бумаги, который брал доктор Дункан, флаконы из-под таблеток (всего шесть штук, все пустые), старую этикетку от винной бутылки («Джин-морс: самый свежий вкус!»), на обороте которой карандашом нацарапаны адрес и имя: «Том Стокер, Старокладбищенская дорога». Ретро заколка из латуни и слоновой кости, посередине крошечная птичка с расправленными крыльями. Также там была сложенная вчетверо любительская акварелька размером с открытку, на ней две женщины в беседке, поглощенные разговором. Ну и всякая всячина типа наконечников стрел, высохших пергаментных шкурок саранчи или крышек от бутылок.
Я расставила их в ряд на столе, как прежде раскладывала на одеяле перед сном каждую ночь. Теперь я прикасалась к каждому предмету с благоговением, будто к священной реликвии.
И вот оно случилось снова, как всегда, стоило поднять крышку коробки. Воспоминания захватили меня, поднимаясь изнутри и подкатывая к горлу. Заглушая логику и здравый смысл. Петляющая тропинка вновь вела меня на поляну рядом с нашим домом. Даже для Южной Алабамы, не испытывающей недостатка во влаге, эта полянка была настоящим оазисом, прохладным мшистым островком. Пряди испанского мха, свисавшего с веток, окружали ее занавесом: казалось, что ты в таинственной пещере.
Ночь. Мама опускается на колени посреди поляны. Дрожит. Подталкивает ко мне стоящую на траве коробку с красным вороном на крышке. Я вижу содержимое – листок с молитвой, винная этикетка, заколка, рисунок и флакончики с лекарством – но не понимаю, что все это означает. Мама велит мне спрятать коробку от отца, и я это обещаю.
Я сдержала обещание: сигарная коробка была надежно спрятана в моей кладовке, никто не обнаружил ее, даже когда я училась в колледже. Хотя понять причины такой секретности я так и не могла. Но сейчас я больше, чем когда-либо, была уверена, что мама понимала, что делает. Была причина, по которой папа не должен был видеть, что в коробке. По этой же причине коробку взял мой брат. Флаконы из-под таблеток, молитва, рисунок, этикетка и заколка – не просто память о маме. Они что-то значат. Это подсказка.
Там, на поляне, я слышу мамин голос. Практически последние слова, сказанные ею перед смертью, о девушке-жимолостнице.
Она очень мудрая. Она все знает.
И вот эти предметы-подсказки выстроились передо мной на кухонном столе Джея. Ждут моего следующего движения. Притягивают меня к себе, но я держусь, боюсь приблизиться, чтобы они не заразили меня снова. Ведь мамины слова – не более чем сказка. Красивая ложь.
Да нет, хуже. Ее инструкция – продукт больного воображения.
Никто ко мне не пришел. Ни девушка с жимолостью, ни мудрый друг, чьи слова меня спасут. А все врачи сходились во мнении, что нельзя так на этом зацикливаться. Я должна быть сильной и собранной.
Я не моя мама.
Никаких жимолостниц не существует.
Я не моя мама.
У меня на пальцах нет золотой пыли.
Красных воронов не бывает.
Я сгребла выложенные рядком реликвии в сигарную коробку. Очень хорошо, что Джей ушел: как бы я смогла ему объяснить, зачем мне вся эта возня со старым хламом, не выглядя при этом полной идиоткой.
* * *
Джей расстелил постель на огромной родительской кровати, и я влезла туда прямо в халате и всем, что было на мне. Он вынул из ящика старую майку отца, кинул мне, потом подошел и вытащил бельевую прищепку из моих волос. Он рассеянно прихватил пару раз свой палец этой прищепкой, пока палец не побелел.
– Так странно – я снова в твоем доме…
Джей улыбнулся.
Я тоже.
– В твоем доме – и в постели твоих родителей.
– Хочешь, можно лечь в гостевой? Там у отца тренажеры стоят, но кровать очень удобная.