Шрифт:
Закладка:
Пока мы с Глашей перестилали постель, постоянно казалось, что за мной наблюдают. Но на поверку это оказался снова Страх, неизвестно как пробравшийся в комнату. Кот сидел на шкафу и сверлил меня янтарными глазищами.
— Ай ты стервь! – заметила Глаша. – Слезай, пойдем еще по кухне с тобой порыскаем.
Кот попятился назад, пока не скрылся из виду, затем внезапно появился из-за шторы и недоверчиво подошел к Глаше.
— Идем, идем, мразота пушистая!
Он обиженно мурлыкнул, затем действительно потрусил в сторону кухни. Вот значит как! Я с желанием погладить для него не слишком хороша, а Глаша с мразотой и стервью – в самый раз? Наверное, от нее просто едой пахнет, поэтому Страх и ведет себя так благодушно. На бабушку Риту он тоже никогда не шипел. Правда, не ластился и на руках не сидел, как и Боль.
Закончив с постелью, я ненадолго сходила в ванную, затем вернулась в спальню, погасила свет, кроме ночника, и влезла под одеяло. Вроде бы удобно. Матрас в меру мягкий, хорошо держит спину, подушки даже получше моих. И все равно было не по себе. Дома моя кровать была узкой, а здесь бы и поперек поместилась.
Еще казалось, что Страх снова пробрался в комнату и смотрит на меня, или крадется в темноте, ступая мягкими лапами. А все несуществующие призраки пятисотлетнего дома собрались на пикник у моей кровати, и кружат вне светового круга, выжидая, когда же закрою глаза.
Я даже подкрутила светильник, вынуждая его гореть чуть ярче. Но слабенького осветительного кристалла было маловато на такую большую комнату, и тени стали только гуще.
В конце концов я так накрутила себя, что чуть не вскрикнула, когда открылась дверь. Но через нее вошла вполне привычная Глаша, совершенно нормальная и не потусторонняя.
— Что-то боязно мне одной у себя, — произнесла она, — можно у вас переночую? Не стесню, на тахте лягу.
— Ложись, — согласилась я и лично оттащила Глаше подушек и одеяло. Хорошо еще, что тахта здесь была пошире моей старой кровати, и довольно мягкой.
— Непривычно мне, — произнесла она. – Что не дома и не у вас.
Мне-то как непривычно было! Ведь кроме той поездки на воды и не ночевала нигде, кроме своей спальни. А вот Глаша, помню, рассказывала, как пряталась от пьяного отца на кладбище или бегала по ночному лесу. И после этого ей страшно одной в комнате?
Скорее уж увидела, как у меня руки трясутся, и пришла поддержать, чтобы не бросать глупую барышню в одиночестве.
— Спасибо, Глаша, ты золото, — выпалила я.
— Странное говорите, барышня, отдохнуть вам надо. Спокойной ночи.
— Спокойной.
Затем я убавила свет кристалла и устроилась на подушках. Возня и сопение Глаши, а также слова молитвы Ночи Таительнице, которые она едва слышно бормотала перед сном, успокаивали и нагоняли сон. Я и сама не заметила, как голова стала совершенно пустой, а тело легким-легким.
***
За несколько лет на госслужбе Тилль привык ночевать в совершенно разных местах. Постепенно его требования приблизились к уровню: не под открытым небом – уже хорошо, а если нет клопов – то почти отлично. Спальня в доме Астрид по его классификации относилась к ночевке высшего класса. Удобная постель, тишина и отсутствие всякой живности, кроме котов. Точнее одного, белого с темными лапами, который так и следовал за ним по пятам. Даже спать устроился в кресле, чтобы оттуда наблюдать за Тиллем.
Его радость от ночевки омрачала только рыжая барышня Белокосова, которая оккупировала одну из комнат в другом крыле здания. Тилль нарочно ушел подальше, в старую часть здания. Суевериями он не страдал, так что не боялся возможных призраков, как и сквозняков, гулявших в этих каменных стенах.
Так что к утру чувствовал себя вполне отдохнувшим и полным сил для нового витка поисков. На службе ему выделили целых две недели для улаживания семейных проблем, и этого наверняка хватит.
Тилль медленно шагал по лестнице на первый этаж, а оттуда – на кухню, толкаемый аппетитным запахом грядущего завтрака, и думал. Гостиная была самым очевидным местом, где Астрид могла хранить записную книжку Крыжевской, но вчера они на пару с Белокосовой перебрали там все буквально по листику и ничего не нашли. Оставалось тщательно осмотреть библиотеку и спальню, вдруг Астрид любила зачесть пару чужих продуктовых списков перед сном?
И вот еще один крайне любопытный вопрос: зачем кому-то одалживать свою записную книжку? Ладно бы справочник или художественную литературу, сборник рецептов, на худой конец, но записи? Для чего? Надо бы съездить к этой Крыжевской, расспросить хотя бы про внешний вид ее книжки, заодно и о содержимом.
На беду Тилля, на кухне уже завтракала Ярина, такая собранная и застегнутая на все пуговицы, что Тиллю стало неловко за свои домашние брюки и развязанный ворот рубашки. Но если барышню это травмирует – она всегда может вернуться туда, откуда прибыла.
Она в самом деле одарила его негодующим взглядом, сквозь зубы пожелала доброго утра и снова вернулась к еде. Точнее – к пышным и ароматным сырникам, горка которых уже росла на блюде в середине стола.
— Аглая, ты настоящее чудо.
Тилль устроился за столом и быстро набросал сырников себе на тарелку и задумался, взять ли к ним сметану или варенье. Затем положил того и другого, чтобы решить в процессе.
Готовила Глаша действительно неплохо, без ресторанных изысков, зато по-домашнему, как бабушка Хигге. Если откусить сырник и прикрыть глаза, можно мысленно вернуться в детство. Когда Тилль был еще веселым и беззаботным, постоянно ходил со сбитыми коленками и обследовал все леса в округе. Сейчас он если и оказывался в них, то исключительно по службе, и уже не из желания побродить и осмотреться, а только спрятаться, догнать кого-то или найти спрятанный предмет.
— А кем вы работаете? – спросил он, обращаясь к обеим девушкам. – Ну, когда не обхаживаете одиноких старушек.
— Режу косы невоспитанным норнгским магам, иногда – вместе с их бестолковыми головами, — огрызнулась Ярина и повыше задрала подбородок. При ее невысоком росте и хрупком сложении выглядело забавно, будто воробушек злится, Тилль даже не удержался от улыбки. Может она и аферистка, но на убийцу точно не тянула, как и на злого цирюльника.
Тилль давно