— Никак не можно, барыня… — испуганно забормотал приказчик. — Извиняйте… Только парень-то в хозяйстве ох как гож, да и грамоте разумеет…

— Вот уж грамота твоя крестьянам ни к чему! — возмутилась Дарья Сергеевна. — Кстати, можешь на казни это всем так и объявить — мол, книжки читал, о работе забыл, теперь и расплачивается…

— Слушаюсь, барыня… — тяжело вздохнул Никифор.

Он понял, что просить за Ярослава бесполезно. Ещё, не ровён час, и сам куда угодишь. Видно судьба такая у парня, ничего не попишешь…

… Даша с замирающим сердцем наблюдала за происходящим, и всё время у неё оставалась слабая надежда, что барыня помилует Ярослава. Конечно, откровенные сцены её смутили, но в то же время и заворожили. Но, главное, она верила, что Дарья Сергеевна, испытав на себе всепоглощающую любовь парня, непременно изменит решение и оставит его в живых, а там, может, и вовсе сделает своим фаворитом. А вдруг, вообще, у них что-то серьёзное получится? Хотя, понятное дело, рассчитывать на это было бы уж совсем глупо. Лишь бы его не убивала! Но нет, вот оно как всё обернулось. «Ну что же это за дрянь! — возмущалась Даша, у которой в очередной раз сердце обливалось кровью. — Что у меня за дальняя родственница такая? Просто монстр в юбке! И нет на неё никакой управы!»

Глава 7

Картинка сменилась, и Даша увидела, как дворовые мужики, которыми руководил Никифор, стали готовить место предстоящей показательной порки. Хотя особых приготовлений-то и не было — просто на заднем дворе они установили столб и немного расчистили пространство вокруг, чтобы могло набиться побольше народа.

— Силантий! — позвал Никифор одного из мужиков. — Собирай дворовых к полудню…

— Слушаюсь, Никифор Степанович, — поклонился тот.

— А ты, Пётр, возьми с собой Фрола, и отправляйтесь в деревню, — продолжал раздавать указания Никифор. — Сгоняйте всех — и молодых, и стариков, и детей малых… Так приказала Дарья Сергеевна!

— Слушаюсь, — поклонился Пётр и тут же отправился за Флором, который оказался дюжим бородатым детиной богатырского телосложения — из тех, о ком говорят «косая сажень в плечах».

Чуть раньше, когда окончательно рассвело, в соответствии с приказом барыни на конюшню приволокли несчастную Лукерью. Та и не сопротивлялась, а лишь тихонько причитала:

— Как же мой сыночек родненький… Не помилует его барыня… Видно, не увижу я больше свою кровиночку…

— Что же ты, глупая баба, барыню прогневала? — не выдержал один из мужиков. — Сидела бы дома, а то притащилась…

— Так ведь сыночек же… — беспомощно бормотала женщина. — Что теперь с ним станется…

— Знамо дело что… — усмехнулся другой мужик. — Ты об себе подумай. Приказано за ослушание пороть тебя нещадно…

— Раз приказано, так пори… — бесцветным голосом проговорила Лукерья. — Всё равно мне без Ярославушки не жить…

Мужики пожали плечами и принялись за дело. Они привыкли исполнять барскую волю беспрекословно и на совесть. Лукерья от ударов, которые сыпались на неё с двух сторон, сначала вскрикивала, потом начала глухо стонать, а после и вовсе затихла.

— Насмерть забивать вроде не велено… — озадаченно почесал в затылке один из мужиков, обращаясь к другому, когда они сделали небольшую паузу.

Он потрогал неподвижное тело Лукерьи — та, похоже, была жива, но потеряла сознание.

— Будет с неё, — махнул рукой его подельник, — как бы не кончилась… Баба всё-таки…

— А куда её? — спросил первый.

— Да скоро деревенские придут, они и оттащат… Сегодня больше никого пороть не велено. Только того парня, что сейчас в подвале сидит… — деловито проговорил другой.

— Так это же Ярослав! — воскликнул первый. — Но он парень смирный, мухи не обидит… За что его?

— Кто знает… — пожал плечами подельник. — Говорят, барыня приказала… Велено пороть, пока дух не испустит…

— Жалко парня… — не удержался от комментария первый. — Покладистый, работящий… Мне крышу править помогал…

— Тебе-то что? — усмехнулся другой. — Барыне виднее…

На том и порешили. Они ушли, а Лукерья со спиной, представлявшей сплошное кровавое месиво, так и осталась лежать без сознания.

… Даша, в ужасе взиравшая на это действо, которое здесь, похоже, было мероприятием обыденным, хотела бы убежать да не могла — она будто спала и видела дурной сон. Но главный кошмар ожидал её впереди…

К полудню на задний двор согнали мужиков, баб, девиц, детей и стариков, которые ещё могли доковылять до барской усадьбы. Вид они имели испуганный, ибо знали, что, если всех пригнали, значит, готовится показательная порка. Барыня была скора на расправу, и за малейшую провинность полагались розги, а то и ещё что похуже. За более серьёзное ослушание наказывали прилюдно. Сегодня, говорят, бить приказано до смерти и не кого-нибудь, а Ярослава! Этот парень слыл смирным да добрым, так за что же его? Но, видно, барыне крепко не угодил, ослушался, вот и поплатится жизнью… Она-то, их крестьянская жизнь, ничего не стоила, особенно для Дарьи Сергеевны, которая нрав имела крутой. Правда, в народе ходили слухи, что была она большой охотницей до всяких забав, после которых умирали парни и девушки, но даже если и так — что поделаешь против барской воли? На то они и холопы, чтобы молчать да терпеть…

Вывели Ярослава. Тот был босой и без рубахи, со связанными руками. Его подтолкнули к столбу. Он поднял голову, словно прощаясь с солнцем, которое стояло в зените. Красивый, статный, с волосами, как смоль, и быстрым взглядом горячих карих глаз. Все им невольно залюбовались — уж больно был он ладным да пригожим.

— Смотрите! — тусклым голосом провозгласил Никифор то, что ему велели. — Парень барскую волю не исполнял, от работы отлынивал, всё книжки читал… Негоже холопу книжки читать, надо барыне служить… Вот Дарья Сергеевна и прогневались! С каждым так будет, кто ослушается!

У Никифора душа переворачивалась при мысли о предстоящей казни — так жаль ему было Ярослава. Но, что делать, своя голова дороже. Видит Бог, пытался он, Никифор, уговорить барыню помиловать парня, но ничего не вышло. Знать, судьба такая.

Ярослав бросил долгий взгляд на барскую усадьбу, мысленно прощаясь со своей любовью. Не знал, видит ли его Дашенька, соизволит ли быть с ним в последнюю минуту. Она ведь сразу ему сказала —