Шрифт:
Закладка:
Юниомнекс — не путать с Юникс и Юнеско! Они тут не при делах вообще — первое просто терранская (Кстати, хорошая! — Е.Р.) программа для компьютеров, второе — сопланетная же организация вроде культпросвета отсталых аборигенов (Тсс… — Е. Р.). А вот юниомнекс — это такая крохотная фиговинка, которая делает разные интересные штуки. И если ты ее имеешь — это уже жирное КОЕ-ЧТО. Тогда можешь свой кондовый галакс использовать вместо оригинальной пепельницы. Он тебе больше не понадобится. Это твердое положение в Вечности и возможный звонок от Будды с предложением порыбачить в ближайший уик-энд своей тесной компанией с Кришной, Христом и Аллахом: «Никаких посторонних, шашлыки и несколько бутылочек чего-то эдакого… Легкий мальчишничек, отдохнем? Только не надо Дэвида, а то он опять все испортит». (Чувствуется тяжелая заботливая лапа Эн Ди, наставляющего нас, многогрешных… — Е. Р.)
Яшмовая флейта — артефакт, уникальный, драгоценный музыкальный инструмент с уничтоженной планеты Рао-Тханда (Разговорное сокращение — «Ротанда»), способный возвращать умерших из потустороннего мира. Оружием не является, однако может также живых уводить в потусторонний мир. Принадлежит Эн Ди, изредка играющему на нем во время острых приступов ксенофилии, звучит негромко, мелодично и очень ласково. (Никак, Адмиральша изволили пометочку оставить? Целую ручку, мадам! Но от ее звуков, между нами, мороз до костей пробирает! Обладает так называемым «эффектом крысолова» — может своей мелодией собирать к себе детей, животных и даже машины. Как-то на спор Эн Ди увел за собой почти шестьдесят автомобилей с платной стоянки: шуму-то было, а шумели семь машин без бензина, оборались от расстройстава, что бензина в баках не оказалось. — Е.Р.)
— — Конец файла. — —
«Благородный муж — не орудие».
Конфуций.
1. Осада
Старый князь полулежал на руках нескольких залитых своей и чужой кровью телохранителей. Сквозь только что наложенную повязку быстро проступало темное пятно. Лекарь отступил в сторону:
— Постелите плащ и очень осторожно кладите его.
По еще мощному телу князя пробежала дрожь, он открыл глаза, колюче глянул из-под лохматых бровей на толпившихся вокруг:
— Идите на стену. Наследника сюда. Быстро, у меня мало времени.
Люди безропотно отступили. Возле стареющего правителя страны Миррор остался лишь лекарь. Князь проворчал:
— Высунься. Что там делается внизу?
Лекарь послушно выглянул из-за зубца, укрывавшего их от стрелок и дротиков кочевников, глаза почти сразу наполнились слезами от едкого дыма, испускаемого горящими поселениями ремесленников вблизи от крепостной стены, но он продолжал смотреть, пока не уяснил себе положение дел.
Атака кочевников на ворота снова провалилась, и теперь их теснили с предательством опущенного откидного моста лучшие воины князя. Выслушав доклад, он поморщился, буркнул:
— Что же, может быть это и удастся. Во всяком случае, моего племянника осенила не самая глупая из его идей. Где он сам, я не могу долго ждать.
Торопливый перестук каблуков несколько успокоил этого еще не старого сорокалетнего мужчину в синем кафтане, залитом темными пятнами. Следом за звуком появился и наследник, семнадцатилетний юноша с тонкими чертами лица, одинаково изнеженными и жестокими. Опустившись на колени перед старым князем, он взял его руку:
— Я здесь, повелевай.
Старый князь пренебрежительно кашлянул:
— Повелевай? А есть у меня уверенность в том, что ты исполнишь повеление? Нет уверенности.
— Послушайте, дядюшка, стоит ли сейчас тратить время на старые…
— Довольно. Объявляю тебе свою последнюю волю: потому как надежда на тебя у меня слабая, но я еще в ответе за всех, кто сейчас еще жив на этой несчастной земле, то сделаешь ты вот что. В глухих подвалах самой высокой башни этой крепости я когда-то заключил одного чернокнижника. Ты поставишь условием его освобождения уничтожение Дикой Рати. Ты в ответе за народ, живущий в твоей стране — и последняя моя воля в том, чтобы ты прекратил вторжение кочевников любой ценой.
Длинная речь утомила его, старый князь облизал сухие губы:
— Вина!
— Но если этот чернокнижник не сможет уничтожить Рать, — спросил наследник, — Можно ли мне будет просить мира ради моих подданных?
Старый князь с горькой издевкой глянул на юношу:
— Просить — да. Получить — навряд ли. Иначе я не говорил бы про колдуна. Иди и сделай это.
— Но…
— Умереть я сумею и без твоей помощи. Ступай. Стой. Сними мой перстень, иначе не пропустят. Теперь — иди.
Послышались торжествующие крики и скрип поднимаемого моста. Сражение завершилось, позволив и осажденным, и осаждающим привести себя в порядок, перевязать раны и немного восстановить силы.
В сопровождении ключаря молодой князь спустился по скользкой влажной мрачного вида лестнице в подвалы главной башни. Главный здесь человек — угрюмого вида, в черном кафтане коротышка ростом по плечо молодому князю, нес впереди факел.
Тревожная шумная разноголосица множества возбужденных стычкой людей постепенно стихла за спинами, сделав слышимыми звучное капанье влаги, потрескивание смолы в пламени факела и шарканье ног.
Коридор подземелья внезапно перешел в гулкую холодную темноту пещеры. Теперь можно было услышать звуки, обнаруживающие присутствие живых людей — вздохи, капель, невнятное бормотание.
Молодой князь зябко передёрнулся, увидев несколько совсем потерявших человеческий облик лиц, прижавшимся к толстым ржавым прутьям решётки, перегораживающей небольшие ответвления в огромной пещере. Вскоре, опустившись еще ниже, они подошли к кажущемуся совсем необитаемым рукаву пещеры, забранному тройной решеткой с начертанными на полу, стенах и потолке священными текстами, охраняющими от злой воли самого охраняемого из секретных узников государства Миррор.
Мрачный монах из воинствующего ордена Одду молча вопросительно поклонился молодому князю. Он казался нечестивым порождением тьмы в своём угольно-чёрном балахоне, с бледным лицом на котором выделялись горящие глаза религиозного фанатика. Князь показал перстень:
— Приведи сюда ведуна, я желаю говорить с ним.
Совершив подобающий жест, монах прошелестел:
— Повинуюсь, — повернулся и неторопливо стал отпирать многочисленные исписанные охранными знаками замки. Когда последняя решетка открылась, монах основа сделал охранительный от колдовства жест и вошел внутрь, навстречу глухому звону цепей и странным рычащим звукам.
Здесь пахло зверем и гарью факелов, и князю припомнились вдруг строки из просмотренной недавно крамольной книги одной из новых сект, что плодились последнее время как грибы после дождя: «И придет Зверь, и настанет на месте сем плач и стон великие, и слева от него будет мор, а справа голод…»
Лязг цепей приблизился, князь увидел монаха, несущего в охапке что-то грязное и бесформенное, наподобие вороха старых тряпок, закованное так, как положено заковывать
