Шрифт:
Закладка:
В Полунине достали старую лодку. Да, тогда, мы чудом избежали опасности. Железная дорога не сразу уходит от Колодина — она описывает дугу. Огромное озеро Лихое прижимает рельсы к самому хребту. Это обстоятельство и выручило нас с Ленкой во время робинзонады: обходчик заметил, как лодка входила в Катицу. Он — то и помог найти нас. Уйди мы не к западу от Колодина, а к востоку, в глухую тайгу, нас не нашли бы после «кораблекрушения».
Вот поезд подошел к мосту через Катицу, затих — там один из разъездов. Машинист небось отправился в сторожку чайку попить в ожидании отправления. Чудная у нас дорога.
Ленки все нет. Шальная девчонка, выдумщица! Надо идти навстречу.
В тайге темно, но меня выручает карманный фонарик. Каменистая тропа уже успела подсохнуть после дождей. Но там, на пути к Колодину. река. Быстрая Черемшанка. Как Ленка перескочит через нее на своем мотоцикле?
Еще прежде чем услышать стук двигателя, я вижу, как над головой загорается мертвенным светом верхушка ели, потом выступает еще несколько вершин пониже. Потом я слышу стрекот «Явы». Фара в темном лесу кажется ярче солнца.
— Ленка, сумасшедшая!
— Устала чертовски… — Голос у нее хриплый. — Разожги костер. Хорошо, что какая — то добрая душа догадалась проложить мостик через Черемшанку. Знаешь, где мы хариусов Когда-то ловили… А то бы застряла со своей «Явой» как пить дать!
Огонь с треском поедает хвою. Ленка сидит, как любят сидеть все девчонки у костра, — подтянув колени к подбородку и неподвижно глядя на огонь. Ее щеку пересекает царапина, брюки в грязи. Решилась на такое путешествие, чтобы на оставлять меня на пустом разъезде в тайге!
Мы сидим у костра и молчим. Есть самые простые радости на свете, которые чаще всего не замечаешь, настолько они бесхитростны. Но потом — только потом — узнаешь, что они — то и были счастьем. С годами начинаешь понимать это. Мы думаем о счастье в будущем времени, но оно всегда в прошлом, потому что как настоящее неощутимо. Этот костер и женщина — девочка, положившая подбородок на колени, такая усталая, и алые сосновые стволы, и короткое, но полное ощущение покоя — все это станет потом счастьем, я знаю.
— Тебе что — нибудь дала эта поездка? — нарушает молчание Ленка.
— Да. Есть линии, которые мы называем ложными. Но сначала надо узнать, действительно ли они ложные.
Глаза у нее сейчас темные — темные.
— Да, в жизни бывают ложные линии, — говорит она.
что-то беспокойное, тяжелое лежит у нее на душе. Я беру ее руку и ощущаю живую прохладу. Как будто коснулся речной быстрой воды, и она ящерицей трепещет в ладони.
—: Я так мало знаю о тебе, Ленка.
— Профессиональное любопытство? Она всегда была такой — мягкая, добрая, своя, и вдруг неожиданный укол.
— Прости, Паш… Знаешь, у меня такое чувство, будто я вложила в него вею свою жизнь, и мне ничего не осталось.
Она говорит так, словно мне знаком каждый ее день из этих шести лет. Но я знаю, кого она имеет в виду.
— Я вернулась из Ленинграда… Нельзя надолго уезжать из маленьких городов, а если уезжаешь, лучше не возвращаться… Весной к нам прибыл аттракцион «Бесстрашный рейс». Знаешь, мотоциклист гоняет внутри деревянного колодца? Никогда не любила балаганов. А тут Леша Лопушок — он теперь зав — отделом культуры — потащил меня: «Пойдем, познакомлю с интересным человеком».
Пошли… Мотоцикл ревел, стена качалась, публика само собой ахала. Но он, Жарков, действительно здорово работал. Потом Леша познакомил меня с ним. Он показал новый трюк и сказал: «Только для вас». Я села на его машину и спросила, как ездят по стене. Он думал, я шучу. А я поехала. Надо было резко забрать скорость и лезть наверх, когда почувствуешь, что инерция плотно прижимает машину к доскам…
Мы стали встречаться. Он показался мне необыкновенным человеком. Всегда в дороге, новые города, опасность. Он предложил работать вместе, и я научилась ездить как следует. Мы должны были поженить. ся, но я увидела, что смельчак, ищущий тревожной жизни, давно стал торговцем и фигляром. Каждый виток он переводил в монету. Он любил браваду, видимость успеха, балаганное почитание.
Его надо было вытащить с «вертикальной стены». Мне удалось сделать это. Он переехал в Колодин. Стал чемпионом области, мастером спорта. Я думала, что все плохое позади. Но он не мог без дурных денег, без восхищенных почитательниц, ресторанного хвастовства. Завертелись темные болельщики, дельцы, девицы…
— А я — то думал: чего это чемпион живет в Колодине?
— Он все собирается уехать, но… когда ему трудно, я нужна. Он понимает, что без меня покатится вниз. Он хочет сохранить и меня и свою бездумную «артистическую» жизнь. И я тоже никак не решусь порвать с ним… Отчего мы, женщины, так привязчивы, отчего мы живем только тогда, когда живем для кого — то?
. — Просто ты очень хорошая, Ленка. Добрая. Человек.
Ну, что я могу сказать ей? Такие клубки распутывает жизнь, время. Ни я, ни кто — либо другой не в силах ей помочь.
Горит костер, и «Ява», как верный пес, смотрит на» нас выпуклым глазом фары.
9
Слышу, как звонит телефон, но не могу оторвать голову от подушки. На меня с ужасающей скоростью несется узенькая таежная тропинка, мелькают деревья, луч света шарит по лесу.
Будит меня деликатное покашливанье. Комаровский, подобрав полы шинели, сидит на стуле верхом.
— Сон — первое благо молодости. Я никак не мог дозвониться.
Протираю глаза. Телефон на столе как черный укор.
— Ну, что Анданов? — спрашивает Комаровский.
— Ехал в поезде. Чистое алиби.
— Я так и думал. А у меня кое-какие новости.
— Николай Семенович?
— Здоровье майора без изменений… Помилуйко собирается прилететь послезавтра! Из области пришел результат анализа. Ну и напали на след «пятого». В тайге его видели, на охоте.
Торопливо одеваюсь. Через полчаса мы сидим в горотделе.
Передо мной бланки из лаборатории криминалистики. Анализ отпечатков, оставленных преступником на бумагах Осеева, показал, что перчатки, как мы и предполагали, были смочены в бензине. Причем в бензине содержалась примесь машинного масла типа автола или СУ.
— Преступник имел дело с двигателем внутреннего сгорания. С любым двигателем, где нет централизованной смазки, — говорит Комаровский.
