А здесь ничего не сваришь. Ни воды, ни горшка, ни муки. Люди в этой келье не живут. Но это и не тюрьма. Вход широкий, ничем не загорожен. Цепей или колодок, способных удержать пленника, тоже нет.

Я вышел наружу. Слева метрах в сорока виднелись приземистые заросшие наполовину мхом стены блокпоста. Он располагался задней частью к пещерам, и я видел, как двое миссионеров сидят на корточках возле пулемёта и разговаривают. На тропу не смотрели. Это ни к чему. При опасности дозорные подадут знак: глухой и хриплый крик кукушки. Ку-ку… ку-ку… Если ударение на первый слог, значит, приготовится, внимание, если на втором — отступаем, оборванный — сигнал к атаке. Эту сигнализацию я изучил во время набега, миссионеры пользовались ей активно.

— Куда собрался? — услышал я голос Андреса.

Приор подходил со стороны столбов. Примас по-прежнему стоял там, разговаривая с вернувшимися из набега миссионерами.

— Никуда, просто дышу воздухом.

— В пустоши не надышался?

За приором шли четверо вооружённых вилами бойцов. Лица у всех серьёзные, и сердце тоскливо заныло: что-то случилось. Но что? Андрес передал примасу суть нашего разговора? Разговор опасный, старику он не понравится. Это попахивает сепаратизмом, тут одним только пальцем грозить бессмысленно. Но если меня приговорили к столбу, то зачем столько бойцов? Приор вполне справится один.

Андрес сделал короткий жест, и бойцы остановились.

— Брат Дон, зайдём в келью.

Брат? Ну, если я ещё брат, значит, дело в другом.

— Конечно, брат Андрес.

Мы вошли внутрь, но садиться не стали. Андрес скрестил руки на груди. Вид торжественный и серьёзный.

— Дон, ты чувствовал когда-нибудь в себе силу Великого Невидимого?

— Нет.

Андрес достал из кармана плаща старый одноразовый шприц на треть заполненный серебристой жидкостью. Наногранды. Определять объём на глаз я пока не научился, но тут примерно…

— Шесть карат, — пояснил Андрес. — Почти половина дозы. В самый раз, чтобы разобраться, что это такое. Руку давай.

Не задавая вопросов, я закатал рукав и протянул руку ему. Приор как заправский врач перетянул плечо жгутом, попросил поработать кулаком и воткнул иглу в вену.

Секунд десять я ничего не чувствовал. Потом по жилам побежал жидкий огонь. Яркий, обжигающий, снизу вверх. Боль терпимая, но я едва не закричал от неожиданности. В голове зашумело, стало горячо, плечи затряслись в нервном ознобе, тело начало выгибать… А потом всё схлынуло. Только в душе родилось ощущение опасности и нарастающей злобы. Захотелось кого-нибудь убить, не важно кого.

Я посмотрел на Андреса.

— Осознай себя, — тихо заговорил приор. — В тебе сейчас сила Великого Невидимого. Чувствуешь её?

Он шагнул вправо — плавно, словно набегающая волна, потом так же влево. И снова вправо. Эта показная плавность подарила мне успокоение. Чувство опасности притупилось, я задышал ровно. И тут же Андрес резко выбросил вперёд кулак. Организм мгновенно мобилизовался, предплечьем я отбил руку и ударил в ответ. Никогда ещё на тренировках не удавалось мне дотянуться до Андреса, а сейчас кулак вломился в его грудь. Приор отлетел назад и рухнул на спину.

В голове что-то щёлкнуло, высвобождая ярость, я уверенно шагнул вперёд — добивать. Уроки, данные приором на берегу озера, пошли на пользу. В мозгу вспыхнуло несколько схем, как действовать дальше. Мне понадобилась доля секунды, чтобы выбрать лучшую. Убивать Андреса я не буду, сейчас в этом нет смысла. Но можно показать ему его же слабость. Он стал подниматься, попробовал перевернуться на бок. Я ударил его ногой по рёбрам, отбрасывая к стене. От боли приор застонал, тем не менее, поднялся быстро, быстрее, чем я ожидал. Во взгляде сверкнула ответная злоба. Но к сопротивлению он готов не был, мой последний удар оказался слишком сильным. Его повело, на шее запульсировала вена…

А почему бы и не убить? Сейчас он абсолютно беззащитен. Достаточно обхватить ладонями череп и чуть довернуть…

В голове снова щёлкнуло, и я растерянно отступил.

— Андрес…

— Всё нормально, — прохрипел приор. — Нормально. Да. Так и… должно быть.

Он встряхнулся, вдохнул глубоко. Я помог ему подняться. Желание убить по-прежнему присутствовало, но уже не было столь ярким. Моё сознание без моей команды взяло его под контроль. Странное ощущение, словно я в одном лице и дрессировщик, и тигр.

— Ну ты… — в голосе приора послышалась зависть. — Великолепная реакция. И сила. И… Не зря примас почувствовал в тебе проводника.

— Кого?

Андрес смутился, как будто сболтнул лишнего, и попытался объяснить:

— Истинного миссионера, в смысле, своего. Во мне сейчас тоже сила Великого Невидимого, но реагировать так, как ты, не могу. Не успел. Надо же… Какая реакция.

Он заглянул мне в глаза.

— Что чувствуешь?

Чувства разнились; одно отодвигало другое, из глубин сознания выплывало новое, потом опять пряталось, уступая место третьему, четвёртому, пятому. Сколько их всего? Но основное… Основным оставалось убийство. И не абы кого — я хотел убить Андреса. И примаса. Примаса сильнее. А ещё чего-то…

— Чего-то не хватает, — я оглянулся, словно надеялся обнаружить это рядом с собой. — Не знаю чего именно, но не хватает. Или может кого-то.

— А страх, гнев?

— Это было вначале, — я сосредоточился на себе. — Они и сейчас есть, но где-то… дальше. А это как будто неподалёку. Я ищу. Только не знаю что.

Андрес кивнул несколько раз:

— Ты разберёшься. Со временем. Во всем разберёшься. В первый раз многое непонятно, но потом встаёт на места. Ладно, пока оставим это. Дон, завтра начнётся твоё посвящение.

— Ещё только начнётся? Это долгий процесс?

— Три дня. Два этапа. Первый день — оскопление. Потом сутки, чтобы зажила рана, и на третий — поединок с изменённым. Послушников, которые должны будут принять неизбежное, четверо. Начнут с тебя. Запомни…

Кровь прилила к голове, запульсировала, в душу снова закралась злоба.

— Погоди. Ты сказал «оскопление»?

— Да.

— То есть, кастрируют⁈

— Это не должно тебя беспокоить. За сутки рана заживёт, для того ты и получил силу Великого Невидимого. Если боишься боли, то перед началом тебе дадут нюхача, щепотки хватит, чтобы заглушить боль, а утром встать свежим. Поэтому сосредоточься на поединке. Все мысли только о нём. Тебе ещё не доводилось биться с изменённым, так что внимательно слушай, что я скажу. Многое будет зависеть от того, кто станет противником. Его выберет примас. Проще всего язычник…

Андрес продолжал говорить, но я не слушал его. Кастрировать? Завтра меня должны кастрировать? Он о чём вообще?

Руки опустились и прикрыли пах. Бёдра сжались. Получается, их всех… всех миссионеров… Чтобы стать миссионером… Вот почему никто не отреагировал на голые тела женщин, когда мы переправлялись через реку. У них нечему реагировать!

— Андрес, ты тоже?

Взглядом я указал на промежность.

Приор кивнул:

— Миссионер должен быть чист перед братьями и сёстрами, но в первую очередь перед Великим Невидимым. Любой блуд, даже в мыслях — грязь. От неё необходимо избавиться любым способом. И мы избавляемся. Мы очищаем себя, и тем приближаемся к Великому Невидимому.

Чист? Он сказал «чист»? А примас об этом знает? У него полная келья девок, и по ночам оттуда доносятся далеко не молитвенные песнопения. Вся миссия их слышит.

— А как же гарем примаса?

— Это его крест. Ввергаясь в блуд, примас за всех нас отбывает епитимью[1]. Он сознательно выставляет себя перед Великим Невидимым в столь тяжком грехе, защищая нас от его гнева. Хвала отцу нашему земному примасу!

Ох, как же им запудрили мозги. Кастрируя своих сыновей, примас самым простейшим образом решает вопрос конкуренции. Старый, страшный. В иной ситуации на него ни одна баба не взглянет, а так — все его. Он точно маньяк.

— А кто будет отбывать епитимью, когда примас уйдёт на Вершину?

— Примас заберёт все грехи с собой, нам останется лишь соблюдать заветы Великого Невидимого.

Соблюдать заветы, мля… Очень хочется сказать вслух, что приор — дебил. Но, во-первых, Андрес не поверит. Ни один дебил не поверит в то, что он дебил. Во-вторых, зачем обижать убогого? Не знаю, как на счёт Великого Невидимого, но нормальный бог за это не похвалит, ибо убогих надо жалеть.

Я сказал другое:

— А если я не хочу, чтобы меня кастрировали?

— Твои желания не имеют значения. Вопрос в том, добровольно ты примешь свою участь или придётся применить силу. Братья!

Четверо с вилами вошли в келью. Вот для чего они понадобились приору. Получив дозу, я стал слишком сильным,